Из числа потоков, впадающих в море, между Вельвели и Девичи или выражаясь по-русски между "Криком" и "Верблюдчиком" стоит заметить Шабран: город этого же имени на берегу Каспийского моря упоминается арабскими географами, и еще Гмелин говорил об его остатках. Через речку Шабран был устроен Шахом Надиром, в один из его походов в Дагестан, каменный мост, ныне не существующий.
Отъехав от Девичи верст десять, я вспомнил, что кубинский мой знакомый Аббас Кули много говорил мне об Аланской стене, будто бы проходившей между Девичем и Кизиль-буруном. И было уж время вспомнить это: я находился у речки Гильген, как раз на месте Аланской стены.
Не смотря на то, что во все время пребывания в Кубе я старался разуверить Аббас Кули и убедить его, что "Баб-эль Алан" ворота Аланские и"Калья эль-Алан" крепость Алан были во внутренности гор, а не на берегу моря, как ясно видно из слов Табари и других писателей, кубинский ученый никак не хотел отказаться от своего предубеждения. Невольно потрясенный археологическим любопытством, я слез с тележки и отправился на поиск Аланской стены.
Действительно по левому берегу Гильгена тянулись обводный ров и незначительная насыпь вправо от большой дороги; перейдя Гильген на правой руке находятся оставленный небольшой караван-сарай, а кверху в гору тянутся остатки стены со рвом, скрывающиеся в грудах земли, в отдалении же к морю налево от дороги виднеются какие-то развалины.
Кладка стены из мелкого кирпича уже ничтожностью своей постройки обнаруживает новейшую эпоху, а рассматривая ее внимательно, находишь мало различия от соседнего караван-сарая. Может быть на этом месте существовало какое-нибудь укрепление во времена Сафидов, но не ранее. Море здесь довольно близко от гор и поэтому образуется свой проход, который это укрепление и закрывало.
Аббас Кули утверждает совсем не то, а вот что: Аланская или Алгонская стена на правом берегу речки Гильгена в Шабранском магале построена Исфендиаром, возобновлена Нуширваном; она идет от моря на деревню Алыханлю, может быть Алган-лу, на "Чираг-каля" крепость-светильник, так названную от того, что здесь зажигались сторожевые огни, потом подымается выше Кунакента и идет к "Баба-дагу" горе-дедушке.
Я представляю решение этого вопроса будущим странствователям: я не имел времени побывать в горах и проверить известие Аббас Кули, но все же думало, что Аланские ворота и крепость Аланская не здесь, а следовательно нет здесь и.....
Но вот я и на Кизиль-бурунской станции. Горы сближаются мало по малу с морем, и дорога от Кизиль-буруна идет почти по самой закраине моря, так что шум валов заглушает скрип и стукотню почтовой тележки. Горные потоки уже очень редко встречаются на пути, и я как будто приближаюсь к иной стране, в которой природа скуднее и грустнее. Не задолго до Хизр-зиндинской станции я переехал речку Ата-чай: это уж Бог знает которая на моей дороге со времени выезда из Кубы, но я не хочу наводнять свой путевой дневник дагестанскими ручьями.
В Хизр-зиндэ собственно станции не существует, а существует только караван-сарай, в котором помещается Казачий пост и почтовые лошади.
Прямо перед караван сараем Хизр-зиндэ возвышается к з. странной фигуры гора, которую я завидел еще верст за двадцать, еще до станции Кизиль-бурунской. Удивительная форма горы, как будто выскочившей из земли в виде нескольких остриев, дала туземцам идею назвать ее "Беш-бармак" пяти-палечье. Под этим именем она описана у всех путешественников, проезжавших по здешнему краю.
-- Какая эта необыкновенная гора Беш-бармак! сказал я казачьему офицеру, стоявшему здесь с своим нарядом.
-- Беш-бармак? Вы верно хотите сказать Шайтанка.
-- Я говорю Беш-бармак.
-- Здесь такой нет.
-- А это что же такое?
-- Это Шайтанка.
Я сослался на Гмелина, а офицер на всех казаков и ямщиков, которые находились на станции.
Я вынул путешествие Гмелина и показал офицеру некрасивый рисунок Беш-бармака.
Офицер позвал всех своих свидетелей, которые единогласно подтвердили, что я стою перед Шайтанкой.
Я снял вид горы и подписал: Беш-бармак.
Офицер что-то пробормотал и ушел.
В последствии времени я узнал, что офицер был прав и я прав: туземцы называют гору Беш-бармаком, а Русские Шайтанкой, и последнее название мало по малу вытесняет первое, так что в Баку уже не многие знают о Беш-бармаке.
Беш-Бармак находится под 40о 55' 45" с. ш. и 18о 53' 0" д. от Петербурга. Фармация этой горы была представляема естествоиспытателями различно: Г. Ленц говорит, что гора образована из твердого известкового камня. Высота горы незначительна, не более 500 тоазов. Олеарий и Гмелин говорят о ней с большой подробностью, а я здесь пробыл несколько минут: время приближалось к ночи, и мне хотелось засветло добраться до какого-нибудь ночлега получше караван-сарая.
Караван-сарай Хизр-зиндэ или это место получило название от очень странного предания, столь же странного, как и образование горы Шайтанки: Персияне говорят, будто бы здесь скрывался "Хизр зиндэ" (вечно) живый Хизр, переводимый у нас Илией. Это предание здешнее доморощенное перешло даже к Армянам, но в Персии и других мусульманских землях не известно.
В караван-сарае Хизр-зиндинском Гмелин отыскал имя Кемпфера и Лерха, а я не мог найти даже имени Гмелина, а видел над дверьми внутри здания 1196 (1781-1782) год, время обновления этого караван-сарая.
Сзади меня в горах собиралась буря, и я спешил ускакать от нее: в открытой тележке не весело встречаться лицом к лицу с горными бурями.
Около следующей станции Калязинской находятся остатки деревни "Аджи-Булак" горького потока. Верно жители не выдержали своей горькой речки и ушли на другое место. Вообще здесь горных ручьев уже нет и хорошая вода редкость,
Гонимый страхом бури, я несся во мраке ночи, который увеличивали набегавшие тучи, к Сумгаитской станции, где находится приют для приезжающих. Эхо моей скачки раздавалось в передбурной тишине природы: испуганные обитатели здешних пустынных берегов -- змеи кидались в разные стороны и не раз прыгали под ногами лошадей и вокруг моей тележки, но я все скакал. Лошадь под моим провожатым казаком споткнулась, и седок упал на землю, но я все скакал.
-- Сколько верст осталось?
-- Потерпи мало!
Но вот окрестность облило пламенем, так что глазам стало больно, море закипело огненными искрами, по полю пронесся свист, лошади озарились.
-- Близко ли?
-- Потерпи мало!
Страшный удар грома потряс горы, небо, землю, море: я будто оглох, лошади рванулись -- но тележка стояла уже у ворот станционного дома.
Теперь буря могла яриться, сколько ей угодно: я скрылся комнате для проезжающих и под грохот грома заснул спокойно. Что ж делать? Читатели лишились высокопарного описания горной бури и удивительных приключений странствователя, но какой путешественник не дорожит своей особой более, чем тучностью дорожного дневника?
Свободное копирование
