16 апреля. Врангелевка
Утром пришел домой, прочитав свои лекции от восьми до девяти и от девяти до десяти, а теперь пишу. Ездил к Клыкову, где среди дремучих волынских лесов и болот провел трое суток. Ночевали с Клыковым в лесу все три ночи, питались картошкой и, с зарей встав, целый день бродили. Какая божественная красота! Хотелось бы так пожить не три дня, а месяц, три месяца, хоть год! Лишь занимается первая зорька, я уже, выпив чаю, вскипяченного на костре, на ногах. Лес начинает жить, на полянах бормочут переливчато, словно прибой морской, тетерева, сквозь густую чащу алеет полоса восхода. Хоркает вальдшнеп, кричит где-то журавль.
Удовольствие получил полное. Видел полещуков, заросших и волосатых, ездили на утлой лодчонке по протокам среди лесных мшистых болот, ели дикий мед.
Поезд пришел в Коростень в пять часов утра, а тот, с которым должен был продолжать путь, ушел в четыре тридцать. Подумать, какая точность! Это при опаздывании поездов систематически на десятки часов, при нашей безалаберности. Поезд, приходящий из большого губернского города, не застает следующего. И вечно так. Оказывается, видите ли, нет еще расписания, потому что новая ветка. Удивительно умно, хорошо и основательно. Одним словом, приходится ждать до семи часов вечера. К моему счастью, в таком же положении очутился и какой-то доктор, возвращающийся из отпуска. Познакомились. Он сказал мне:
— А знаете, пойдемте смотреть «Ольгины ванны».
Я выказал свою полную темноту, потому что удивленно спросил, думая, что это купальное учреждение:
— А разве сейчас, вы думаете, можно купаться? — на что он мне объяснил, что так называют заливчики и лагуны, где в действительности Ольга крестила древлян. Стыдно сознаться, но я не подозревал, что Коростень — колыбель русского царства и православия.
На крутом, обрывистом, скалистом берегу речки Уши остались следы городища древлян. Сюда Ольга приходила мстить за убийство мужа своего Игоря, сбросив с берега в воду многих, а Владимир св. перенес свое княжество в Овруч, а потом в Киев. Все это рассказал мне доктор-поляк, и картина прошлого, окутанного седой стариной, встает перед глазами.
Река Уша бурлит и извивается по каменистому дну, с обеих сторон сдавленная гранитом. Местами она успокаивается, затихает — тогда становится шире, и неподвижная гладь отражает в себе громады скал. На другом берегу, от городища в полуверсте, кладбище древлян еще языческой эпохи. Это все точно муравьиные кучки, холмики, зеленеющие сочной муравой и заросшие леском. Среди холмиков некоторые больше и солиднее — вероятно, могилы более знатных древлян. В городище теперь усадьба, которая раньше принадлежала генералу Любовецкому. Этот Любовецкий в 1792 году командовал польскими войсками под началом молодого еще Костюшко и Иосифа Понятовского в сражении с русскими. В решительный момент он изменил и перешел на сторону русских, за что Екатерина II наградила его поместьем в Коростене и дала корпус. Когда он умер, его похоронили недалеко от усадьбы. Теперь над могилой стоит часовня, очень недурно сделанная, с порталом и колоннами, упирая портиком в два широких ветвистых дуба. Мой доктор полагает, что часовня выстроена много позже, так как на могиле появлялись оскорбительные надписи, но мне кажется, не ошибается ли он, так как стиль часовни всецело александровской эпохи.
Только в девять часов мы вернулись обратно на вокзал, три с половиной часа проходив по историческим местам, усталые и голодные, хотелось очень спать. До поезда был весь день, и мы, поев, спали на вокзале.
Свободное копирование
