8 апреля. Врангелевка
Мне пришла в голову хорошая идея — съездить на охоту. Дело в том, что техник Клыков, тот самый студент, который приезжал в Самайкино с Иконниковым последнее лето, что я жил там, теперь в дорожной организации на ст. Охотчиково, где я видел его, когда ездил по линии. Он звал меня поохотиться. Лекции у меня с первой недели располагаются так, что я занят только понедельник-вторник, и вот решил просить Глязгера отпустить меня. Пойду к нему сегодня вечером.
9 апреля. Врангелевка
Глязгер меня отпустил. Я сидел с ним вчера вечером. Оказывается, он любит выпить и выпивает большею частью тихонько в одиночестве, оттого у него и нос красный. Ко мне он относится очень хорошо и вчера особенно разоткровенничался. Говорил, что никто его почти не понимает, что он старается для того, чтобы сделать как можно лучше, что офицерам он идет во всем навстречу вплоть до того, что дешево всех питает. Говоря об этом, Глязгер даже прослезился.
— Но все равно, меня сюда назначил сам генерал Иванов, который меня давно знает и сам мне и предложил, — добавил Глязгер, — я, как вы знаете, был воспитателем 2-го Петербургского корпуса, и что бы там ни замышляли, как бы ни интриговали, а я никуда не уйду.
Второй слабостью Глязгера оказалось пение. При всяком удобном случае, особенно после выпивки, он в собрании подходит к роялю, просит ему аккомпанировать и начинает истошным голосом реветь-реветь, потому что ни слуха, ни голоса у него абсолютно нету. Его партия почтительно рассаживается и слушает, нейтральные посмеиваются, а противники демонстративно уходят. Аккомпанирует обычно поручик Нехведович, которого за это прозвали мыловаром, а Игнатович сочинил стишки, начинающиеся так: «Есть у нас на Врангелевке юный мыловар, мыловар, вроде как Брокар...»
Игнатович вообще очень талантлив и прекрасно пишет стихи, он написал несколько песен для юнкеров.
Из Катиного письма узнал, что мама очень больна и лежит в больнице.
Свободное копирование
