Комаров и Сорокин были учителями "русского языка" и, как мне помнится, грамматикой нас не обременяли. Тот и другой любили читать нам стихи, и очень часто свои собственные. Хотя Пушкин был в полном развитии своего таланта, но Сорокин предпочитал ему Бенедиктова, который и нам очень нравился. Бенедиктова мы списывали в тетрадки, и некоторые из его особенных почитателей имели даже переплетенные тетради, в которые и записывалось всякое стихотворение, только что появившееся в печати. Больше всего нравились стихи вроде:
Привет мой вам, столпы созданья,
Нерукотворная краса,
Земли могучие восстанья,
Побеги праха в небеса.
Мне же очень нравилась "Наездница". Рядом с Бенедиктовым пользовался большим почетом Марлинский. От него я был в восторге; в особенности пленяли меня "Мулла-Hyp" и "Аммалат-Бек". Надпись же на кинжале Аммалат-Бека: "Будь медлен на обиду, но ко мщению скор" — производила на меня чарующее обаяние споим рыцарским благородством. После появления "Жалобы дня" Бенедиктова Сорокин читал нам написанную им и ответ "Жалобу ночи".
Комаров был много даровитее Сорокина. Из его стихотворсиий я помню "Кузнеца".
Кузнец, раздуй огонь в печи,
Железо раскали краснее,
По нем сильнее и сильнее
Тяжелым молотом стучи.
Ты скуй мне цепь; я цепью этой
Красавицу жену мою
С ночи до позднего рассвета
К постели крепко прикую.
Кончалось стихотворение так:
Она б и рада за ворота,
Да цепь крепка и коротка.
Строгие педагоги теперешнего времени, конечно, найдут, что Сорокин и Комаров делали не "воспитательный" выбор чтения, и я спорить об этом не стану; но я помню, что нам нравилось чтение наших учителей, тем более что оба они читали превосходно, и, уж разумеется, только благодаря им мы полюбили книги. Тогда только что началась "Библиотека для чтения". Откуда и как попадали к нам книжки журнала — не знаю, но помню, что все стихотворения и повести, а в особенности "Литературную летопись" я просто глотал, упиваясь остроумием Сенковского.
Наше чтение было, конечно, беспорядочное. Читалось все, что попадалось: и "Библиотека для чтения", и "Образцовые сочинения", и Жуковский, и Пушкин, и Бенедиктов, и Греч, и Булгарин, и Карамзин, и Шишков, и "Живописное обозрение", и романы Радклиф, и даже "Энциклопедический лексикон" Плюшара (у нас был в чтении и "Фоблаз"). Как это чтение ни было беспорядочно, по оно делало свое дело: частию приобретались кое-какие общие знания, а самое главное — устанавливалась известная умственная складка, в особенности под влиянием холодной, насмешливой, отрицающей иронии Сенковского. Сенковский не занял почетного места в истории литературы и русского просвещения, но он был человек с большими и разносторонними познаниями и неоспоримо умный. Лично на меня он имел большое влияние, и его "Библиотека для чтения" была для меня в детстве таким же воспитательным чтением, каким для последующих поколений служили "Современник" и "Русское слово".
Свободное копирование
