* * *
Люди мы бывалые и перспектива возмездия нас не беспокоит. Слышали мы про телефон и телеграф, но ловить-то нас некому! Легенды о деловитости чекистов - туфта, которую распространяет гебня для поддержания авторитета и зарплаты многотысячной своры "рыцарей революции", умеющих ловить только у себя в тарелке. Ловит гебня тех, у кого есть адрес, квартира, а главное - барахло, ради которого и арестовывают. Года на два хватило чекистам шпионов, которых ловили по адресам в телефонных книгах, потому что телефоны были у самых прибарахлённых.
Всех отелефоненных выловили и расстреляли по обвинению: японский шпион! (даже если дело было "на хуторе близь Диканьки"). На более оригинальное обвинение - у чекистов мозгов не хватило. Пока "ловили" по телефонам, чекисты так обленились, что и это обвинение им писать стало лень. Теперь они без доноса не арестовывают, потому что донос - это готовое обвинение. А советский человек, если он с утра не заложил соседа, то потом весь день ходит, как оплёванный и живёт без удовольствия!
Мы, воры и беспризорники, квартирами и телефонами не прибарахлённые, должностями не обремененные, орденами не награждённые, а потому никто нам не завидует и доносы на нас не пишет. Не интересны мы НКВД. Тем более и статью для нас не придумаешь, так как при советской власти воровства нет, так как "быть не может этой отрыжки капитала!"
Милиция, в отличие от чекистов, для нас опаснее. Но кто-то хорошо придумал, чтобы милиция не совалась на железную дорогу. Тут своя милиция - железнодорожная, (железняки), не только малочисленная, но и не расположенная к лихим погоням по вагонам и под вагонами. И не из-за малой зарплаты, а из-за преклонных возрастов и хилого здоровьишка железняков, которых набирают с бору по сосенке из посёлков и деревень, повдоль всей железной дороги. Любимое занятие железняков, которому посвящают они дни и ночи своей суровой службы, состоит в том, чтобы кучковаться кагалом в красном уголке узловой станции и дремать там, пуская старческих шептунов под монотонный зудёж политинформатора. И до тех пор, пока "горячие сердца и холодные головы" озабочены "положенем народов Африки", та часть народа, которую зовут "криминальной", с патриотической песней: "Эх, хорошо в стране советской жить!", -- майданит, лихо разъезжая по железным дорогам.
А неугомонный Ежак новое занятие нашел: на коробке от папирос "Советские" рисует главарей советского обезьянника, где правят не короли или президенты, а... вожди, как до матриархата! Подвесив вождей толстопузиков на зубчиках кремлёвской стены, Ежак подписывает для непонятливых: "Молотов, Каганович, Жданов, Берия..." Всех советских главарей, всех партийных сволочей, и, небось, не без причины, помнит кумпол ежачиный!
А на звёздочку на башне с часами подвешивает толстозадую тварь под названием Генсекретарь... вместе с его пышными усами. Пройдя по рукам, разрисованная коробка долго летит кувыркаясь вслед за поездом. А паровоз, грациозно выгибает длинный, гибкий, как у змеи, хвост и кричит паровозным гудком, кричит протяжно, кричит волнующе страстно, устремляясь в дивную даль, где "самое синее в мире Чёрное море моё", как поёт Утёсов.
-- Ах ты чесик-чес, куда катишь ты, к чесам Сталин попадёт - враз ему кранты! - горланю я дурашливый экспромт, стоя на крыше, широко расставив ноги и навалившись грудью на упругий тёплый ветер, летящий навстречу. Ветер круто выгибает тугим пузырём рубаху, как парус пиратской бригантины. Лихой кураж, рвётся наружу, распирая грудь. Чтобы не лопнуть от его задорного напора, закладываю я в рот четыре дочерна просмоленных пальца и оглушительно свищу! Свищу-ю-ю-у!!! На всю огромную, нелепую, разнесчастную уродину совродину! И кричу-у что-то весёлое, но непонятное, застрявшее в генах от моих разбойничьих предков:
-- Эге-ге-гей! Нечаай!! Сарынь, на кичку-у!!!
Лихой напор вольного ветра весело полощет рубаху, наполняет грудь, пьяно кружит голову. Теперь-то я могу всё! Всё!! ВСЁ!!!
"Граф стоял, высоко подняв голову, словно торжествующий гений зла."
Конец репортажа 16.
Свободное копирование
