* * *
Резко мотануло вагон на стрелке -- я хватаюсь за дефлектор... ну, задумался! -- чуть станцию не проворонил!
-- Полундра, господа волкИ! Станция Березай, кому надо - вылезай!! - бужу огольцов. Спускаемся на подножки с другой стороны от перрона, разбегаемся по делам: кто - за кипятком, кто - за хлебом, кто - за фруктами. А под прощальный гудок паровоза поднимаем на крышу тяжелую скрипуху, наполненную снедью и фруктами с дешевого провинциального базарчика.
Гужуемся - от пуза!... лучшие фрукты не лезут в пресыщенные организмы -- зубы от витаминов скрипят! Настроение от обильного рубона - шухернее некуда! И когда поезд лихо проносится мимо какой-нибудь маленькой станции, то на гуляющих по перрону летят ядрёные яблоки и спелые помидоры. А я из своей дальнобойной рогатки коцаю станционные стёкла.
Потом раздухарились -- давай песни базлать! Одни - одну, другие - другую, -- кто громче? Голубь, Штык, Кашчей и Мыло надрываются майданной песенкой, но она с перебором шипящих - не песня, а фонтан слюней!
Сука буду, не забуду этот паровоз,
Тот, который, чик-чик-чик-чик,
чемодан увёз!
А я с Ежаком, который от "сильных духом" в общем вагоне за ночь излечился от кашля и хрипоты, вдвоём глушим их, четверых, песенкой про "героев" челюскинцев, которые умудрились утопить современный железный пароход "ледокольного типа" там, где мои предки - сибирские казаки - ходили на парусных деревянных лодках - стругах и кочах, -- не считая себя героями. Теперь, после гибели Челюскина, тех антисоветских казаков, когда-то освоивших Ледовитый океан и Америку, и упоминать запрещают. Но и в наше время - время угрюмого единодушия - нашелся весёлый человек, -- сочинил смешную песенку про челюскинских недотёп на мотив "Мурки". И сколько бы ни было вездесущих сексотов, а эту песенку, которая начинается словами: "Капитан Воронин корабль проворонил...", -- запела вся страна!
Шмидт сидит на льдине,
Будто на перине,
И качает сивой бородой!
Если бы не Мишка,
Мишка Водопьянов, --
Припухать на льдине нам с тобой!
А потом все вместе запели нашу любимую с неисчеслимым количеством куплетов и лихим рефреном: "весело было нам!":
Прибежали тут менты,
ой-ё-ё-ё-ёй!
Вот, в лягавке я и ты,
тьфу ты, грех какой!
Весело было нам -
тириперитумбия!
Всё делили пополам...
Ежака от песен раздухарило -- он чечётку забацал на гулкой вагонной крыше. Движения его похожи на кошачьи, то - замедленно ленивые, то -- неожиданно резкие повороты в такт популярной песенке, которую запели после кинофильмов Чарли Чаплина:
Один американец
Засунул в жопу палец
И думает, что он
Заводит патефон!
Та-ра-ра-ра-а,
Та-ра-ра-ра-а...
Напевая песенку, Ежак сопровождает её кокетливо комическими чарличаплинскими телодвижениями, застенчиво отворачивается от нас, закрывая лицо ладошкой, лихо крутит гибко откляченной задницей. И вдруг, сменив ритм, Ежак распрямляется и барабанит, барабанит, грохочет каблуками по железной крыше вагона, шлепает ладошками по бёдрам, по груди, по бокам - вихрь какой-то!!
Я жиган московский,
Я жиган ростовский,
Я жиган азовский,
Я король шпаны!...
И так Ежак шикарно степ бацает, что проводник, под напором пассажирского возмущения, вылезает по лесенке на торце вагона, высовывает кумпол над крышей и что-то угрожающе кричит нам, да ещё и кулаком грозит! И это нам! -- на нашей законной территории!! Голубь медленно поворачивается и...
-- Кышшшь! - неожиданно запускает в торчащую голову кондюка спелым помидором. Голова с кулаком исчезает. Кондюки храбрые, когда с милицией накатывают на безбилетного пацанёнка в вагоне. Уж тогда они горазды изгаляться и юмор милицейский демонстрировать. А вылезать на крышу, когда там, на ходу поезда, резвится кодла беспризорников - это им слабо: как бы не упасть?
И тут нас осеняет великолепная идея, -- дух захватывает! Штык и Кашчей тут же претворяют идею в жизнь: курочат крышки с дефлекторов, приспускают ребятки шкарятки, приседают, поддерживая друг друга, тщательно целясь в дефлекторные трубы, и, кряхтя от усердия, хезают вовнутрь вентиляции... Шухерная мордаха у Штыка при этом становится такая умная, как таксы, когда она аккуратно писает в гитару, чтобы на полу следов не осталось! А Ежак на разные голоса изображает разговоры пассажиров в купе, откуда торчат эти вентиляционные трубы и сам же комментирует! Будто бы видит, как во время задушевной беседы за чаепитием соседи по купе посматривают друг на друга, морща носы...
-- ... ось воны чаи распивают, як на юбилее заседают. А цей тамада, шо сыдить у начале - вин Вано Хенацвале. До жинок вин ого-го! охотник, бо дуже ответственный работник. А цей, шо в сторонке товстяк, тот мовчить, не вступая в прения, бо вин сексот стратехичнохо значения! А чайком усих прихощае, та завлекае харненька товстушка, болтушка та хохотушка - пидполтавская хохлушка!
А ось тута... бачите? Ось-ось на верхней полицы...-- голос Ежака становится зловещим, он показывает пальцем вниз, сквозь крышу... -- ось лежить, та мовчить суровая особа особой сибирской нации! - тут Ежак закатывает могозначительную паузу. - Потому шо та особая особа руда, рыжа, та ще узхоглаза! Мабуть -- помесь "Варяга" з "Корейцем"? - ось, цей хибрид науке ще не ведом! Во хлубине сибирских руд ще не таке бувало... Видтуда таке диво вылезало, бо там ще и марсияне водятся -- хуманоиды з червонной планеты - усе воны рудые!...
Всем понятно, это Ежак меня разыгрывает! Весь мой трёп про Сибирь припомнил: про братскую могилу моряков крейсера "Варяг" и канонерки "Кореец", про марсианский корабль, упавший в Нижней Тунгуске... всё это на сгал повернул! Надо бы обидеться, да не могу: изнемогая от хохота, катаюсь по крыше вагона, и сил моих хватает только на то, чтобы стонать жалобно:
-- И-иди ты...
А Ежак зловеще вещает:
-- Таке, хлопцы, дило: лежить и мовчить цей рудый сибиряк марсиянской породы. Видать - соби на уми цей хуманоид. А вже дуже пахнэ... фу-у-у, як похано у купе воняэ, шо терпежу усих немае! Ось Вано Хенацвале вентиляцию видчиняет... а вонища зараз ще шибче шибает! - Та що же це таке!? - верещит Ежак тонюсенько, изображая хохлушку. -- А ось Вано Хенацвале та балакаеть рудому хуманоиду чоловичьим голосом... -- и, придав лукавой мордахе зверское выражение, хрипит Ежак гортанным голосом по кавказски: -- Ээй! Кацооо!! Па-аслюшай! Ай, нэ карошо так в каампаныи делат!!... Сапсэм ты нэ ка-ароший кацо... в Тыфлысе гаварат: тааких рэ-эзат нада!!! Р-рэ-э-эзаттт!!!
Мы не в силах хохотать по человечьи, мы хрюкаем, икаем, стонем, повизгиваем, дрыгаем ногами и размазываем слёзы по прокопченным, от паровозного дыма, мордасам. Как сказал всезнающий Козьма Прутков: "Продолжать смеяться легче, чем окончить смех". Тут же каждого из нас охватывает азарт сгала. Всем не терпится внести лепту в общее дело ароматизации купе! Голубь и Мыло, перейдя на соседний купейный, там уже дефлекторы курочат. С запасом, чтобы в один дефлектор полностью не хезать. Экономить приходится наше "богатое внутреннее содержание": дефлекторов много и нас, даже с учётом обильного фруктового питания, и на купейные вагоны не хватает!