* * *
Сперва проверяем треугольную антресоль для ведер в нерабочем тамбуре. Антресоль удобная, закрытая, но захламлённая - вдвоём там тесно. Хряем в вагон, где окунаемся в осязаемо плотную атмосферу российского общего вагона. Атмосфера тут крепко настояна на круглосуточно не снимаемых портках, на пожизненно бессменных портянках, и на чём-то ещё более ароматном, специфично российском о чём сказано: "там русский дух, там Русью пахнет!"
Только в переполненном общем вагоне понимаешь, насколько могучи и вонючи духом русские люди, желудки которых переваривают такие пищевые отбросы, от одного вида которых вмиг загнётся гуманоид с любой ядовитой планеты! Любая нечисть, дохнув русским духом, посинеет и окачурится. А нам русский дух на пользу, -- чтобы не кашлять. Впрочем, сколько вонь ни называй духом, а, всё равно, -- смердит! В вагоне сумеречно. Кто -- на полке ухо давит, кто, куря, баланду травит и все на нас - ноль внимания... и кому тут нужны наши умывания!?
Присев на уголок нижней полки, я озираюсь... Рядом, на нижней боковой, замерев и, кажется, не дыша, сидят паренёк и девушка. Юные, красивые. За руки держатся, будто бы боятся, что потеряются. А какое радостное сияние исходит от них! Молчат они, но сколько нежных чувств распирает их восторженные сердца, какое смятение душ в трепетном касании их рук!
Над ними и рядом храпят и пердят. С другой стороны махру смолят и хрипло жисть матерят, перекрикивая тарахтение вагона. Над головами их свисает с полки, даже на вид, густо ароматная нога в носке, похожем на перчатку велосипедиста: все пальцы наружу для готовности подстригания сроду не стриженных когтей, хищно загнутых, как у коршуна.
Тарахтя и грохоча трясется, дёргаясь, курящий вагон. А паренёк и девушка не видят, не слышат, не чувствуют ничего: только касание рук и сердец заполошный стук! Какое завихрение пространства и времени занесло их из волшебной страны любви в этот вагон, густо заполненный атмосферой из ядрёного мата, едкого дыма самосада и тошнотной вонью не мытых промежностей??
Но разве они в этом вагоне? - они же "не от мира сего"... они из другого времени и пространства, которое случайно совместилось с нашим, советским, провонявшим страхом, махрой и грязными портянками. И сидят они не здесь, а среди цветов на берегу лазурного моря и слушают дивную музыку...
И вот-вот, не дожидаясь остановки поезда, встанут они и, пройдя сквозь стенку вагона, так же - рука в руке, - пойдут по своему пространству и времени к себе домой, к сказочно прекрасным людям таинственного запредельного мира! Не вижу я: а как они одеты? Наверное - обыкновенно. Вижу только неземное сияние влюблённых душ, распахнутых настежь друг для друга. То чудесное сияние, которого не может коснуться грязь и вонь общего вагона и, даже, всей жизни советской, пропитанной нищетой, грязью, матюгами и злобой...
Пока я, как прибабахнутый, таращусь на эту парочку, Ежак надыбал пару пустых багажных полок. Главное - рядышком полки, через перегородочку низенькую, хотя в разных купе. Под потолком вагонный дух погуще. От пердячего пара, как в бане, -- не продохнёшь! Могуч, дремуч, вонюч великий русский народ! Не уязвим он для медицины: все микробы от него шарахаются! До утра пропаришься в целебной атмосфере такой гущины и позабудешь про кашель на всю жизнь!
То-олько закемарили - проверка билетов... ревизор приближается со стороны Ежака. Ежак перелезает через межкупейную перегородочку и лежит на мне, укрывая пиджаком свою голову и мои ноги -- старый иллюзион: голова одного, ноги другого! Зыркает ревизор: а полка Ежака пустая. Пока ревизор переходит к моему купе, проверяя билеты у пассажиров на боковых полках, я уже лежу на Ежаке за перегородочкой в его купе! Зыркает ревизор: и на моей полке -- никого, -- идёт дальше. До утра ухо давим в тепле. Хороший человек придумал российский общий вагон: есть простор для маневра.
Свободное копирование
