Нигилистом в душе был я увезен в гор. Городню, Черниговской губ., где, поселенный у родственника матери, Савельева, был подготовлен студентом Бурцевым для поступления в третий класс Черниговской гимназии.
В то время только что надвигались мрачные реакционные тучи в лице гр. Толстого, но они еще не покрыли всего горизонта, и в Черниговской гимназии царил вольный дух. Особенной популярностью среди гимназистов пользовался учитель гимназии, Николай Андреевич Вербицкий. Он был в товарищеских отношениях со многими гимназистами, которые не только часто бывали у него на Лесковице, но и ночевали там, радушно принимаемые матерью Николая Андреевича и его братьями. Главнейшею заслугою Вербицкого было то, что он внушал гимназистам необыкновенную любовь к литературе. Часто задавая сочинения, он заставлял нас читать лучшие произведения русских и иностранных авторов. Не было, кажется, классика, которого я лично не прочел в период пребывания в гимназии, точно так же, как от доски до доски прочтены были критики: Добролюбов, Белинский, Писарев. Но, кроме этого, Вербицкий вел беседы с гимназистами на разные темы вне гимназии. Мне припоминались мои с ним похождения на охоту и на рыбную ловлю на р. Десну и ее плавни. Сколько нового, неведомого узнавал я тогда от Николая Андреевича!
Нельзя не сказать при этом, что он был недюжинный писатель. Еще, кажется, в студенческий период Н. А. выступил со стихами в украинском журнале "Основа", издававшемся в 1861--1862 г.г. в Петербурге П. А. Кулишем, при участии таких корифеев Украины, как Костомаров, Шевченко, Ефименко, Антонович, Чубинский. Гимназисты же особенно зачитывались теми его статьями и охотничьими рассказами в "Неделе" и в "Природе и Охоте", где он жестоко казнил гимназическое начальство вообще и особенно грубого и жестокого директора Кустова, назначенного гр. Толстым для уничтожения "вольного духа" в Черниговской гимназии.
При посредстве Вербицкого завелись у меня связи и с другим миром, близким к широкому общественному движению, охватившему тогда русское общество.
Одним из первых моих таких знакомых был И. Л. Шраг. Среди гимназистов носилась легенда, что он "за бунт" был удален из Петербургского университета и с жандармами на почтовой телеге привезен под надзор полиции в Чернигов. Этого было достаточно, чтобы в молодых головах создать в лице Шрага мученика за идею. И мы, "сознательные гимназисты", всею силою души стремились познакомиться с "государственным преступником". Когда я, наконец, достиг этого, то был, как говорится, на седьмом небе.
Мне сообщили тогда более подробную политическую биографию Ильи Людвиговича в связи с революционным движением в среде молодежи. В бытность свою студентом медицинской академии, он принадлежал к "радикалам" и был выдающимся оратором от того кружка студентов, который в 1868 г. был виновником волнений и организации сходок в противовес реакции, возникшей в правительственных сферах после покушения студента юридического факультета, московского универститета, Д. В. Каракозова, на жизнь императора Александра П-го, 4 апреля 1866 г. По этому делу привлечено было 36 человек, принадлежавших, по обвинительному акту, к тайному в Москве обществу "Ад", организованному исключительно для цареубийства. Кроме Каракозова, главным виновником признан был его двоюродный брат, Н. А. Ишутин. Оба они были приговорены к смертной казни, но второй, подавший прошение о помиловании, сослан был пожизненно на каторгу. Толкнувший руку Каракозова случайно бывший в толпе картузник, Осип Комиссаров, получил потомственное дворянство. О этого момента, повторяем, началась реакция, на которую и реагировали студенты. Весьма возможно, что, если бы не полицейское вмешательство, волнение ограничилось бы только медико-хирургической Академией, где оно возникло на почве, собственно говоря, вражды к инспекции. Но полиция придала делу характер государственного преступления, многих студентов арестовала, а Академию закрыла. Этим-то, вот, и воспользовались революционеры, раздув местный конфликт во всероссийскую смуту. Первым выступил будущий эмигрант, якобинец, редактор "Набата", сотрудничавший в ту пору в "Русском Слове", потом в "Деле", кандидат прав, П. Н. Ткачев. Он составил от имени студентов прокламацию, в которой пред'являлись совершенно невинные "требования" в роде "студенческих касс", "права совещаний", "уничтожения инспекторского надзора" и т. п. Лишь конец носил более энергичный характер: "Мы,-- гласил он,-- скорее готовы задохнуться в ссылках и казематах, нежели задыхаться и нравственно уродовать себя в наших академиях и университетах". Совершенно иначе воспользовался студенческими волнениями М. А. Бакунин, находившийся в то время под влиянием Нечаева. Сочиненная им прокламация имела решающее значение для молодежи. "Молодые друзья!-- обращался Бакунин к студентам,-- бросайте скорее этот мир, обреченный на гибель, эти университеты, академии и школы, из которых вас гонят теперь и в которых всегда стремились раз'единить вас с народом. Ступайте в народ!". А в самом конце говорилось: --"Не хлопочите о науке, во имя которой хотели бы вас связать и обессилить. Эта наука должна погибнуть вместе с миром, которого она есть выразитель. Наука же новая и живая, несомненно, народится потом, после народной победы, из освобожденной жизни народа". И эти слова стали лозунгом для учащейся молодежи: многие из ее среды стали бросать учебные заведения, чтобы "идти в народ". Но более всех утилизировал студенческие волнения не брезгавший никакими средствами Нечаев. В своей прокламации, начав с обмана, будто бы он был арестован и ввергнут в Петропавловскую крепость, откуда, якобы, бежал, Нечаев далее слал проклятие "разоренным правительственным тиграм" и убеждал "весь ум, энергию, волю и страсть в каждом студенте направить на создание силы". Одновременно со студенческими волнениями возникло кровавое "нечаевское дело", возмутившее русское общество и давшее Достоевскому тему для его "Бесов". В 1869 году, в самый разгар возбужденности в студенческой среде, Нечаев уехал за границу, сблизился там с Бакуниным и Огаревым, сделался членом Интернационала и, получив, при посредстве Огарева, одну тысячу фунтов стерлингов от Герцена, в том же году возвратился в Россию, организовал "Общество народной расправы".
В ноябре 1869 г. в Москве, в гроте Петровско-Разумовской академии был убит студент Иванов за то, что возымел смелость не подчиниться Нечаеву. После убийства Нечаев скрылся за границу, а суду преданы были подпавшие под его влияние сподвижники: Успенский, Кузнецов, Николаев и литератор Прыжов -- автор довольно солидного труда: "История кабаков в России". За границею Нечаев занялся издательством воззваний и прокламаций и в одной из последних, озаглавленной: "К мужичкам и всем простым людям -- работникам", между прочим, писал: "Становые, исправники, мировые посредники, мировые судьи -- все одна сволочь, друг за друга заступаются, а нас теснят да жмут. Надо их в конец истребить, чтоб и духу их не осталось, чтоб завестись они не могли никак. А для этого надо нам будет, братцы, города их жечь да выжигать до тла, да места выжженные вспахивать". Выданный впоследствии Швейцарией, Нечаев в 1873 г. судился в московском окружном суде с участием присяжных заседателей и был приговорен к 20-летней каторге. Таковы события, предшествовавшие и сопутствовавшие делу, за которое Шраг был выслан в Чернигов. Он обладал благородною, располагающею внешностью, что, в связи с искренностью, простотою и прогрессивными взглядами, обворожило меня. В квартире И. Л. часто устраивались литературные вечера, на которых читались преимущественно, если не исключительно, периодические издания. Из журналов, главным образом,-- "Отечественные Записки", "Дело" и "Вестник Европы", а из газет -- "С-Петербургские Ведомости". Наибольшим влиянием пользовались "Отечественные Записки". Его редактировали и в нем сотрудничали, можно сказать, кумиры молодежи, как -- Некрасов, Салтыков, Гл. Успенский, Михайловский, Златовратский и другие. Этот журнал считался народническим, социалистическим, непосредственным проводником идей "Современника". Не малую роль играло и "Дело", которое слыло органом радикальным, даже якобинским, благодаря участию в нем П. Н. Ткачева, и считалось продолжением "Русского Слова". "Вестник Европы" считался за журнал "либеральный", а потому пользовался меньшим авторитетом у молодежи. Наконец, "С-Петербургские Ведомости", издававшиеся Коршем, пользовались громадною популярностью, главным образом, из-за талантливых, бичующих фельетонов Суворина, писавшего под псевдонимом Незнакомца. Увы, впоследствии Суворин отдал свой талант на службу своему карману. Сделавшись собственником "Нового Времени", он и здесь некоторое время либеральничал, пригласив в сотрудники Некрасова и Салтыкова, но во время русско-турецкой войны, почуяв выгоду в ином направлении, русско-славянском, не прогадал. С тех пор он снял прогрессивную тогу и надел шкуру хамелеона.
Свободное копирование
