ТЮРЕМНЫЕ ВЛАСТИ И ПРИВИЛЕГИРОВАННЫЕ ЛИЦА.
Дни идут за днями незаметно; рассудок притупляется, засыпает; впечатлений нет никаких, даже времена года как-то исчезают, сливаются. Двор подчищенный, точно бритая физиономия чиновника, всегда сух, чист и неизменен; разве выпадет снег -- знаешь, что зима, вот и все -- лето и весна незаметны. Зимою и летом, осенью и весною -- те же звонки, те же разговоры, прогулки; только зимою арестанты, дрожа от холода, в дырявых, холодных халатах, полубосые, гуляют недолго и предпочитают сидеть в камерах.
Единственное небольшое разнообразие тюремной жизни представляла баня, которую во все времена года топили через каждые две недели, по субботам.
Баньшик-- довольно почетное лицо в тюрьме. Он обыкновенно назначался смотрителем по рекомендации Наума. Сначала баньщиком был солдат, о котором мы выше говорили, но потом он был подвергнут остракизму за разные незаконные деяния: 1) за грубое обращение со "старшими", 2) за то, что норовил мыться совместно с бабами, что ему нередко и удавалось, и 3) довольно часто угощал угаром смотрителя и начальство. Вообще солдат небрежно относился к своим обязанностям, оставляя много воды для Домки, в ущерб семейству "старшего", который приводил в баню всех своих птенцов. После воина был назначен недалекий, но хитрый молодой старовер, Ярошенко; он, как и солдат, нанимал за незначительную плату арестантов, которые таскали в баню воду, дрова; сам же Ярошенко только приготовлял баню, т. е. в известное время стушивал огонь, разводил пары и, нужно сказать, был мастер своего дела. За баню с арестантов Ярошенко брал по 1 коп. с души. Смотритель, политические и сторонние посетители платили по 20--30 к., а иногда и больше.
Хотя главный заработок был от арестантов, его товарищей, но Ярошенко относился к ним крайне небрежно, давал мало воды (не более 1/2 ведра на человека) и гнал из бани, ожидая прихода начальства, когда арестанты еще не успевали обмыться. Мы уже не говорим о евреях, которых Ярошенко ненавидел принципиально, как "нехристей", и только несомненный доход и начальство заставляли его пускать "жидов".
Народу в баню набивалось, как сельдей в боченке (сначала русские, потом евреи); эта толпа забравшись во все углы небольшой бани, стоя, лежа, сидя, прела, потела и парилась двумя-тремя вениками, с жадностью выхватывала их друг у друга; потом, вспрыснувши себя водою,-- иного выражения подобрать невозможно,-- голые арестанты, красные, как раки, путешествовали по двору прямо в камеры: предбанника не было, а одеваться в бане было невозможно.
Летом прогулка эта совершалась медленно, "с прохлаждением", и даже некоторыми, громогласно выражаемыми замечаниями относительно из'янов и качеств телесных; зимою голые тела скакали в припрыжку, высоко подымая пятки, благодаря неприятному соприкосновению распаренной кожи с холодным снегом.