-----
Восток чуть-чуть алел; в воздухе было свежо и необыкновенно приятно; темно-синий свод, усеянный мириадами звезд, широко раскинулся над вселенной.
Я оглянулся на дом, на сад; последний как бы спал глубокие предутренним сном,-- от него так и веяло негою, свежестью и ароматом; птички какие-то, проснувшись, уже щебетали в кустах; быстро пронеслись над самыми головами две-три ласточки. Хорошо! привольно!..
"Быть может, последний раз",-- вспомнил я, посмотрел на дом и опустил голову: словно из него только что покойника унесли... Тускло смотрели слабо освещенные окна, незаметно движения...
-- О чем ты, Ваня?-- спросила сестра.
-- Ничего,-- спохватился я, стараясь улыбнуться.
Ворота. Еще раз осматриваю все знакомое, дорогое...
-- Прощай!-- говорит сестра.
-- До свидания!-- подчеркиваю я.
-- Дай-то бог!..
Мы обнялись и поцеловались; сестра долго еще смотрела мне вслед; начальство начало перешептываться.
-- Смотреть за арестованным!-- довольно выразительно приказал офицер.
-- Слушаю-с, ваше благородие!-- проговорило несколько голосов.
"Арестованный"!.. Как-то сделалось неприятно... А на улице ни души! Все спять, ничего не знают... Пожалуй лучше: кроме испуга, граждане, включая и знакомых, ничего бы не проявили,-- ведь я был первый "государственный преступник" в городе Новозыбкове!
Квартира исправника... Начальник города суетится насчет самовара...
-- Вы были в Петербурге?-- спрашивает офицер.
-- Конечно, был.
-- Мг... Вы там известны...
-- Очень приятно...
Приехал отец.
-- Ваш приезд,-- обращается он к офицеру,-- вообще так пугает, тревожит, что, право, не опомнишься,-- даже не закусили на дорогу...
-- Мг... да-а... конечно.
Офицер с трудом переварил, хотя и привычный, комплимент.
Напились чаю. Пришли лошади.
-- Берегите моего сына!-- со слезами на глазах обращается отец к офицеру.
-- Будьте покойны,-- бормочет тот, одеваясь.
Мне сделалось обидно: с какой стати просить? на каком основании, по какому праву я взят?
Прощаюсь, выхожу и сажусь в почтовый экипаж среди двух очень больших и очень добродушных жандармов; офицер едет сзади,-- "чтобы не пылить в глаза" -- расчувствовался он.
-----
Брызнули лучи солнца; ликует природа; мчатся тройки; жара и пыль... Мысли перепутались; после возбужденного состояния наступила реакция, и на меня нашла апатия. "Климов", "Чуровичи", "Хреновка",-- станции, станции и... станции... Когда-то, свободный, мчался я, а теперь...
Офицер орет на жандармов, станционных смотрителей, ямщиков; не дает дохнуть -- мчит, мчит и мчит!.. Я еду лежа,-- не говоря о глазах, у меня болит все тело: больной, прямо с кровати да на перекладных! Можете судить! "Городня!.." Свисток, поезд... Когда-то я очень любил катить по рельсам... "Седнев" -- станция, можно сказать, родная. Здесь с раннего детства я бывал у бабушки, проживавшей в своем имении. Потом, еще так недавно, жил я в "Коммуне" Лизогуба, усадьба которого высилась на горе почти над усадьбою бабушки. На станции меня узнали; собрался народ; жандармы спешат и берегут меня пуще глаза; запрягают четверку, забыли взнуздать: четверка несет, опрокидывает, и я... давлю жандармов!! Случайное преобладание... Опять все на местах: лошади взнузданы и жандармы теснят меня, я среди них...
Чернигов, незабвенный Чернигов! Я не был в нем с самого выхода из гимназии... Проезжаю мимо квартиры младшей сестры, которая, выехав раньше после каникул учиться в гимназию, не присутствовала при обыске.
Как бы хотелось мне посмотреть на нее!
-- Тпрру!.. Жандармское правление... Вхожу. Встречает полковник. Такой холодной, бесчувственной, отталкивающей физиономии я, кажись, нигде не видел. Он сказал только: "хорошо", посмотрел на меня исподлобья -- так и обдал холодом. Опять в повозке... "Но!.." Улица, еще улица и вот белеют стены старого замка с башнями по бокам.
Свободное копирование
