В мае 1941 года всех наших мальчиков и из других учебных заведений мобилизовали и эшелоном увезли. А в июле месяце уже поступали похоронки из-под Ленинграда.
Через неделю после начала войны нас распределили по месту работы. Я работала в Карпинске на приеме, по помощи на дому и еще брала дежурства по скорой помощи. Читала лекции по ГСО (Государственной санитарной обороне) на военно-учебном пункте.
Норма хлеба была – кусок размером с пачку хозяйственного мыла. Довольно влажный. И все. Я его резала тонкими пластиками со всех сторон, а он все равно одинаково убывал. Иногда на учебном пункте попадала тарелка овощного жидкого супа. Я хлеб съедала почти весь за один раз.
Дважды по повестке вызывали в военкомат для отправки на фронт. Военком был в возрасте примерно пятидесяти пяти лет. Посмотрит на нас и отправит домой. А смотрим из нашей же больницы заберут более старших. И только в последний раз он сказал, что его два сына в таком же возрасте на фронте и нет никаких известий. Видимо сжалился над нами.
Вскоре в нашу больницу нахлынули врачи, сестры и просто их родственники из Молдавии, Украины, в общем из западных мест. Все еврейской национальности. И всех местных работников вытеснили. Остались единицы.
А в это время с января был набор в Свердловский мединститут. Я подала заявление и получила вызов. С трудом уволилась. В Свердловске общежитие не отапливалось почти. Получали 250 граммов хлеба. В столовой суп с мороженной картошкой и капустой. Мы прожили месяц голодно и уехали. Через какое-то время хотела поехать, мама не пустила: - «Ты еще получишь там чахотку». Мороз доходил в ту зиму до 43 градусов.
Итак я устроилась на работу.
Свободное копирование
