Грохот пушек снова кажется естественным и неизбежным. Рано утром разбудило меня гудение аэроплана. Я повернулся и уснул. Гудение снова разбудило меня. Гудело где-то совсем близко.
Вдруг: бах! - бах! Воздух задрожал от двух протяжных ударов: две германские бомбы приветствовали моё возвращение в лоно войны.
Гулко грохочет под Красноставом.
- Эх, - лениво потягивается Костров. - Нонче гремят здорово - и поспать не дадут.
- Гремят-то гремят, а толку никакого, - откликается штабс-капитан Калинин.
- А вам чего хочется? - спрашивает адъютант. - Слава Богу. Пускай гремят. Война чем хороша? Тем, что за тебя кто-то думает! Вдруг будят ночью: са-дись! Сел и еду. Сто-ой!.. Можно спать. Ложусь и сплю. Главное - не надо думать, только повиноваться. Кто-то распоряжается, думает, приказывает. Ты только исполняй, повинуйся. А до остального нет никакого дела.
- Вы - известный нейтралист, - смеётся Костров. -А вот заставьте Евгения Николаевича жить по приказу, не критикуя, - он с ума сойдёт или застрелится.
- Разве? - изумляется адъютант. - А по-моему, нет лучшего счастья, как жить не думая.
- Вот вы над ним смеётесь, - вмешивается Базунов, - а я глубоко убеждён теперь, что каждый из нас маньяк. В мирной жизни это меньше заметно. А тут сразу выпячивает наружу, что у каждого из нас есть свой зайчик. Вы присмотритесь к любому, как он ходит, поворачивается, ждёт, хватает. Ведь это все настоящие марионетки. Слова все заученные. И жесты заученные. Мне на днях показывали одного офицера-пулемётчика. Четыре раза был ранен, и каждый раз умолял: «Отпустите меня скорее на фронт». «Зачем вам?» - спрашивали его. А он с горящими глазами кричит:
«Только бы сидеть на пулемёте, видеть перед собою эти рожи. Подпустишь их на сорок, тридцать шагов - и начнёшь поливать, косить во все стороны, пополам подрезывать!.. Больше мне ничего не надо...»
Разговор происходил в стодоле под Райовцом, в пяти верстах от Холма. Над нами мерно гудит аэроплан. В раскрытые двери видно, как быстро, ныряя в тучах, аэроплан мчится прямо на нас. Вдруг посыпались мелкие удары, похожие на барабанную дробь.
- Из пулемёта бьёт, - крикнули солдаты.
Через минуту дробь зазвучала гуще и продолжительнее. Мы выскочили неодетые из стодолы [Рига, постройка для сушки снопов хлеба и льна.] .
- Разведи лошадей! - кричал Базунов.
Посреди двора стоял под ранцем солдат. Пробегая мимо него, ездовой Софронов бросил ему на ходу:
- Что ты за семьдесят пять копеек в месяц ещё под пулемётным огнём под ранцем стоишь? Старосельский услыхал эту фразу и, подбежав к Софронову, хлестнул его по лицу.
- Виноват, ваше высокородие! Виноват! - затрясся Софронов.
Базунов торопливо ушёл в стодолу. К Старосельскому подошёл адъютант.
- Чего вы от них хотите? По-моему, их самоотверженность и так изумительна. Мы, офицеры, все получаем жалованье. И довольно большое. А нижние чины - что? Семьдесят пять копеек в месяц. Между ними есть столяры, кузнецы, плотники. Дома они по сорок, пятьдесят рублей зарабатывали в месяц. А здесь? Ничего. И все-таки они не ропщут, работают. Если кто-нибудь и позволит себе сострить по этому поводу, не надо на этом останавливаться.
- Когда меня отдадут под суд за жестокое обращение с нижними чинами, я вас сделаю адвокатом, а пока я в ваших советах не нуждаюсь, - сказал сухо Старосельский и обратился к Софронову: - Становись под ружьё рядом с ним!
Аэроплан продолжал поливать из пулемёта. Дежурные зенитные пушки открыли по нему стрельбу. В воздухе позади аэроплана образовалось круглое белое пушистое облачко. Облачко за облачком чеканились белые дымки. Но аэроплан точно не замечал их и продолжал своё мерное стрекотание в облаках. Через минуту три тяжёлые бомбы одна за другой грохнулись недалеко от дороги.
Получен наисекретнейший приказ о погроме, устроенном казаками в Замостье.
«Командующий 3-й армией. По отделу дежурного генерала. 22 июня 1915 года. Копия с копии. Командиру 14го армейского корпуса. Секретно.
По дошедшим до меня достоверным сведениям город Замостье при отступлении наших войск был разграблен казаками (частью в черкесках), причём были случаи насилия над женщинами. Кроме того, холмский епископ преосвященный Анастасий заявил мне, что у священника села Бартатыче казаками с грубым насилием были отобраны подвода и лошадь. Установлены случаи взламывания сундуков и шкафов. К сожалению, я сам лично убедился в справедливости жалоб, особенно на казачьи войска.
Всем начальствующим лицам предписываю принять самые строгие меры против мародёрства и грабежа.
Мною замечено также, что многие нижние чины совершенно не имеют воинского вида, не отвечают на приветствие, ходят без погон и поясов и т.д.
Недавно выпущенные молодые офицеры по большей части считают лишним приветствовать старших в чине отданием чести и неряшливо отдают честь даже высшим начальствующим лицам, показывая этим дурной пример нижним чинам.
Дисциплина крайне необходима, и последствия её ослабления уже сказываются на нашей армии. Предписываю начальствующим лицам всех степеней, не исключая врачей и чиновников, соединить хорошее обращение с безусловным и неукоснительным требованием исполнения всех правил воинской дисциплины, чинопочитания, строевой выправки и аккуратности в одежде.
Подлинное подписал генерал от инфантерии Лёш, скрепил временно исполняющий начальник штаба генерал-майор Байов».
Так ознаменовал своё вступление в командование третьей армией генерал Лёш, назначенный вместо смещённого Радко-Дмитриева - в лето от рождества Христова 1915-е. В секретном приказе по борьбе с мародёрством и грабежами все внимание командующего армией сосредоточено на чинопочитании, погонах и воинской выправке.
