20 марта. Звенигород. «У меня была температурная вспышка, и хотя срок моего пребывания здесь в санатории закончился, но доктора набавили мне еще две недели. А не мешало бы пролежать здесь, пока сойдет снег, но мороз еще крепится, хотя и прошел Герасим Грачевник. А грачей и не видно. Из лесу больные приносят ветки с барашками. Время все же берет свое. Сейчас ранее утро, а я пишу при дневном свете. Утрами всегда встречаю восход солнца. Вот в Москве этого нет. Вечерами читаю газеты. Посмотришь, что делается в театре: "Концерт К.Н.Игумнова", а через несколько дней "награждение его званием". Ну, думаю, М. М. побывал на концерте и на вечере.
А о лете тебе нужно обязательно подумать и выехать за город, как прошлый год. Как было ни тяжело ездить, а вид, М. М., у тебя был прекрасный и самочувствие бодрое. Я при виде тебя всегда радовался за твое здоровье. Конечно, нет слов, в комнате твоей в Москве уют, красота, тишина и все манит к покою, но лето обязательно проживи за городом. О себе я не думаю, так, куда вывезет кривая. А видно, кривой везти некуда. Всем моим лечащим друзьям-врачам привет. Петр Мищенко».
Милый Петр Григорьевич… Предан без лести, без корысти. Вот привязался человек и на всю жизнь, деликатно и скромно. От искренней любви у него это и «ты, Михаил Михайлович» ко мне. С Алабина началось наше знакомство. Совсем мальчиком был он начальником станции на Апрелевке в форменной фуражке с красным околышком. Тянулся к свету, к красивым вещам, людям не своей среды. Вырос в Кремле при дворе «великой», как звалась в семье Мищенко великая княгиня Елизавета Федоровна (отец Мищенко много лет состоял при ней в служителях). И будучи настоящим пролетарием, П. Г. не носил в себе никакой классовой вражды, ни пролетарского самосознания. Мы не встречались иногда годами и, встретившись после моего возвращения в Москву в 1936 году, уже видались постоянно. апреля. Великая суббота и день смерти Володи. В среду был у него. Там ручьи, шум весенний, солнце, простор. У могилы уже сухо и желтеет песок. Сегодня и все эти дни шаг за шагом прохожу с ним последние часы его жизни. Но Боже мой, как тускнеет его образ! апреля. Муром. «Христос Воскресе, дорогой мой М. M.! Мне особенно радостно писать Вам это приветствие, так как я мысленно слышу Ваш ответ: "Воистину Воскресе". Да, да, "я верю, Он придет и в наши дни и чудеса свершит другие". Без этой веры в наши дни жить нельзя. Можно умереть от ужаса перед лицом того человеказверя, которого вскормила и выпестовала западноевропейская цивилизация. Я верю, но знаю, вернее, чувствую, что верите и Вы. Для меня уже не страхом, а тоской звучит вопрос: "Скоро ли? Когда же конец?" Особенно я это чувствую весной, в дни, когда страдала и умирала в Алабино моя Веруша. Вы и не знаете, какую великую помощь и поддержку оказали мне тогда Ваша ласка и Ваше участие. Хоть прошло уже 13 лет, а переживается так, как будто это было вчера. Все еще vivit sub pecvore vulnus. И устал я! Работаю пуще прежнего, ибо в Муроме поразительное "безврачье". И врачей мало, и уровень их знаний поразительно низок. Н.Печкин».
Свободное копирование
