Загорск. «А мне вот иногда кажется, что я скоро потеряю Вас, что Вы уйдете так же таинственно из моей жизни, как и появились, и я начинаю молиться Богу, чтобы Вы не ушли душою совсем от меня. Стоит передо мною образ Анны Михайловны. Жаль ее, жаль всех Вас — осиротели Вы все там без нее. Как-то даже не представляю Ваш дом без нее — душа вынута. Напишите же, пожалуйста, хоть две строчки, как прошла ее операция, как состояние ее здоровья. Я мало знаю Ваших родных, видала их всего два раза, но очень уважаю — все старые и все поддерживаете друг друга — это так хорошо и отрадно было смотреть.
На днях была в Останкино и полна сильных впечатлений. Какая благородная роскошь, как прекрасен весь ансамбль, какой радостью наполняется сердце* когда думаешь о красоте тех людей, которые творили эту прекрасную жизнь, ибо не имея красивой души, нельзя создать таких красивых вещей. Душа этих людей жила во мне, когда я осматривала этот дворец. Экскурсовод, старая женщина, со сверкающим взором говорила о том, что вся эта роскошь создана руками крепостных, а я думала о том, что их страшный труд в красивой обстановке должен быть легче, что там все должно было становиться красивым от одного соприкосновения с красотой. Останкино, Софья Владимировна и Вы примирили меня с искусством. Пускай мучаются люди, пускай гибнут, пускай все это рождается через сгорание мук и невыносимых страданий, но пускай живет красота. А мы, те, кто пользуемся ее даром, должны день и ночь молиться за ее творцов, и не нам судить их жизнь. Меньше всего мы имеем на это права. Думала и о том, что и Вас воспитало искусство красиво относиться к людям, и что поэтому Вы так много можете дать радости человеку, и с Вами так легко дышится. Я приняла Ваш дар сердца и чувствую, что облагородилась и очистилась моя душа. Эти дни мне совсем-совсем легко, я слилась с искусством. Мне казалось порою, что я сама создала все эти прекрасные вещи. Полное слияние между творцом и воспринимающим — это верх блаженства. Фон Мекк, наверное, тоже так временами чувствовала, поэтому и была счастлива. Первые ее письма были для меня болезненны, а потом все легче и легче становилось мне читать их. А разрыв, тоже, наверное, Вы правы — не тот и не в том плане, как его понимают люди. Тот, в душу кого вошла красота, уже может все перенести. Душа очень закаляется красотою, оттого-то Софья Владимировна Олсуфьева такая прекрасная, что она в полной мере прекрасно прожила свою жизнь. Татьяна Розанова».
После этого письма пришло время сказать несколько слов о Софье Владимировне Олсуфьевой. Вскоре после моего знакомства с Татьяной Васильевной Розановой, Софья Владимировна первая пришла ко мне, и мы вскоре стали друзьями. Уже немолодая, некрасивая, ничем не напоминающая известный ее портрет работы Серова, Софья Владимировна поражала предельной простотою в обращении. Это был не только аристократизм, но это было проявление ума и высокой душевной чистоты, высокой настроенности ее помыслов, ее сердца. В эти годы, в эти дни она была очень несчастна. Муж ее, Юрий Александрович, известный искусствовед, был заточен неизвестно где, неизвестно насколько, без права переписки. Единственный ее сын, Михаил Юрьевич, мальчиком попал заграницу, и она о нем тоже ничего не знала. Сама она работала реставратором в музеях Москвы и Кускова. Каждый день свой она начинала в церкви, и вечные слова службы церковной и молитвы были ее поддержкой. И никогда ни одной жалобы, никаких сетований на судьбу; всегда светла, ровна, нетороплива, доброжелательна. Жилось ей материально трудно, и питалась она скудно, одевалась она очень скромно, и все же из своего скудного заработка изыскивала возможности помогать своим близким — Трубецким, Комаровским, Мансуровым и другим. Муж ее никогда не служил, несмотря на близость ко двору и дружбу с великим князем Михаилом Александровичем с детства. Жили Олсуфьевы почти безвыездно в своем имении Буйцы у Куликова поля на реке Непрядве, и оба занимались искусством, много читали, вели свое хозяйство и корнями вросли в жизнь народа и деревни. После революции они переехали в Загорск, и Ю. А. работал в Лаврском музее, а С. В. — на огороде. Буря, разразившаяся над Загорском в году 1930-м, выгнала их оттуда. Тут они почти все потеряли, но все же жили вместе. Последний удар лишил Софью Владимировну и мужа.
Свободное копирование
