7 июня. Ленинград. «Спасибо Вам за то, что дали нам возможность прочесть "Книгу о Володе". Читала ее с огромным интересом, еще большей любовью и глубокой печалью. Есть такие строки, которые выворачивают душу. В Вашей книге их много, и потому что они правдивы, они еще более велики и страшны. Я видела Володю как живого, с его манерами, застенчивой улыбкой, тем неуловимым, что было свойственно только ему. И впервые я поняла, как любовно написанная книга страница за страницей вскрывает душу человека. Я узнавала его все больше, любила все нежнее. Не знаю, что почувствовал бы человек, который Володю никогда не видел, но думаю, что все бы поняли. Эта книга обессмертила Володю, и какое счастье, что Вы могли это сделать. Но читать ее нелегко, горько, обидно, невыносимо от своего бессилия, от мысли, что уходит такая яркая индивидуальность, такой неповторимый человек. Тетя наша тоже ходила много дней под впечатлением прочитанного, Еще раз спасибо Вам за книгу. Татьяна Чистович».
Медвежья Гора. «Дорогой, дорогой М. М.! Я рада, что пишу Вам, что могу написать теперь. Прежде всего, спасибо, родной, за Ваше письмо и то мудрое и доброе, что Вы нашли возможным сказать мне. Ваш совет в тяжкие времена думать о детях помог мне. После "ухода" Николая Антоновича полтора года живу двойною жизнью: одна жизнь реальная, тут; другая — рядом, сотканная из воспоминаний, жгучей жалости, страха и боли за дорогого. Жила надеждой, больше похожей на отчаянье, и только теперь дошел до меня намек о том, что Николай Антонович работает в Сибири, заканчивая стройку нового города. Вы мне писали, что это временная разлука, что я должна это понять. И вот в момент позорного падения жизненного тонуса, когда приходилось стоять "у последней черты", я твердила Ваши слова, веря им и не веря вместе. Мысль, что он сгорел в первом огне 1937 года, держала долго в тисках, но мне потом официально сказали, что "взяли досиживать". Вы помните 1935 год? Это лучший год Володиной, Вашей и нашей с Николаем Антоновичем жизни. Правда, было счастье, удача, всем все удавалось, была радость, тепло душевное, была милая-милая жизнь.
Целая жизнь коротка для счастливых людей,
а несчастным даже и ночь-то одна неизмеримо долга.
Это написано за четыре века до нашей эры. Если бы вы знали, с каким трепетом я читала Вашу книгу великой скорби и любви, как потрясла она меня — Ваша любовь и Ваша беспредельная скорбь, дорогой М. М. Конечно, нет слов на человеческом языке, чтобы выразить нежность, жалость и тоску о жизни Владимира Александровича. Нет ответа: Боже, зачем так случилось? Зачем так безвозвратно много ушло больших возможностей, зачем ему, незлобивому, кроткому человеку тонких чувств достался кусок черствой, грубой жизни, где, к счастью, Вы одни могли его согреть, успокоить, наладить его, подчас отвергающего и протестующего по отношению к нам — старшим. Все молодое поколение таково: приемлет нас, отвергая; соглашается, протестуя. Верно, так надо. Я Вам завидую. Завидую тому, что Вы вырвали у времени его оружие — забвение. У судьбы отняли Володю, своего любимого мальчика, не дали своей книгой навсегда уйти его образу, его мыслям, его таланту. Еще и еще вспоминайте все, что можно вспомнить, что удержало Ваше сердце о нем. Меня поразили письма Владимира Александровича: сколько в них оригинального, глубокого, трогательного, не по возрасту печального, уже философского. Я себе представляю его настолько живо, точно в последний раз видела его вчера. Говорят, судьба каждого человека неизбежно похожа на него самого. Мне кажется, Ваша судьба — кристаллизовать пережитое в науку и на радость избранным, тем, кто может понять и ощутить этот сложный комплекс знаний, наблюдений, ума и опыта, который представляете из себя Вы. К слову сказать, с Вашего отъезда все врачи мне кажутся просто глупыми и неинтересными. Тетя наша стесняется написать Вам. "Книга о Володе" произвела на нее сильнейшее впечатление, она не помнит, чтобы другая книга так сильно ее захватила, а тетя читает на трех языках и думает в свои 80 лет очень много. С удивлением она говорит: "Как же это можно было пройти мимо этого, несомненно, выдающегося человека, и почему так мало о нем говорилось?!" Ксению Сергеевну она возненавидела и винит ее во всем. Дорогой М. М., кроме Вас не было никого, кто бы отдал жизнь за Володю, а казалось, его сильно любили несколько женщин. Вы терзаетесь тем, что не "уберегли". Может быть, Вы и ошибались когда-нибудь, но мы не боги. Человеческая наша сущность иногда туманит наш разум, закрывая настоящие пути. Спасибо, что в книге вспомнили меня. Ваша Ольга Ленская».
Свободное копирование
