Вопрос об ориентации я тоже изложу, пользуясь моей первоначальной записью, как значительно более близкой к описываемым событиям.
"Южная армия формировалась при деятельной поддержке немцев. Впрочем, не все еще, кажется, об этом как следует знали. Я лично знал превосходно, что это так и, тем не менее, после некоторых колебаний решил предложить моим артиллеристам ехать именно туда, а не в Добровольческую. Потом я жестоко раскаивался, но в августе действовал вполне сознательно и искренне верил, что, несмотря на, весь героизм Добровольческой армии, будущее принадлежит все-таки не ей.
Так думали не одни только такие молодые офицеры, как я. Очень сильно было тогда среди военных, оставшихся на Украине, убеждение в том, что большевиков сможет победить только такая армия, которую будут поддерживать германцы. Отсюда делали вывод -- раз генералы Алексеев и Деникин по-прежнему остаются верными союзниками и не идут ни на какой компромисс с германцами, значит, успеха они не добьются.
Мы были попросту загипнотизированы видом немецкой армии, которую так, близко наблюдали и все больше и больше начинали уважать".
"После краха России очень многим из нас победа союзников казалась совершенно невозможной. Раз неизбежно победят Центральные Державы, значит, и борьба с большевизмом должна вестись в полном согласии с ними. Офицеры были уверены, что после военного крушения России большевики больше Германии не нужны И, напротив, для нее выгодно падение советской власти. Судя по мемуарам германских генералов, мы совсем не так далеки были от истины, как считала другая часть военных.
Эта группа не хотела и думать о соглашении с немцами, по-прежнему считала их врагами, а к нам, поступавшим в армии, формируемые при поддержке Германии, относилась враждебно и, пожалуй, даже несколько брезгливо".
"Не, приходится отрицать, что те офицеры, которые считали нечестным "изменять союзникам" и признавали только Добровольческую армию, были в конце концов искреннее и прямее "южан" и "астраханцев". Ведь и мы, в глубине души, не могли все-таки забыть, как германцы помогали большевикам разваливать русский фронт. Иногда появлялось смутное сознание, что все лучшее идет к Деникину и Алексееву, а мы играем какую-то нехорошую роль... Играем сами и других за собой тянем -- тех, которые еще не умеют самостоятельно рассуждать и берут пример с нас, офицеров".
"Офицеры считали, что основной вопрос -- это свержение большевиков, а установление монархического строя есть дело более или менее отдаленного будущего. Думали,что легче всего можно свергнуть красных при помощи германцев, и шли в те организации, которые последние поддерживали".
Южной армии, если мне удастся найти нужный материал, я, возможно, когда-нибудь посвящу отдельную работу. Здесь я хочу только еще раз подчеркнуть, что, по глубокому моему убеждению, никакой существенной разницы в политических взглядах офицеров "южан" и "добровольцев" не было. Лишь очень немногие выбирали Южную, потому что ее формировали открытые монархисты, или Добровольческую из-за того, что ее руководители оставляли вопрос о форме привлечения открытым. Ясный водораздел существовал только в вопросе об ориентации (я, конечно, все время имею в виду лишь офицеров, ехавших в Южную армию по идейным соображениям).
"Среди учащихся попадались, правда, непримиримые враги германцев, но их было мало, гораздо меньше, чем среди офицеров, может быть, потому, что они не пережили развала фронта".
"Гимназическую молодежь более всего привлекал в Южную и Астраханскую армии как раз тот монархический лозунг, к которому большинство офицеров, поступавших в эти армии, относилось очень сдержанно.
"...Многим казалось все легко и просто. Был царь, при котором Россия была великой державой; им лично и их близким тогда жилось хорошо. Произошла революция, и все пошло прахом. Вывод простой -- надо немедленно восстановить монархию, и все опять пойдет хорошо. Можно ли сейчас это сделать -- над этим мало кто задумывался..."
"Летом восемнадцатого года вспышка монархических чувств у части учащейся молодежи, несомненно, была. Да и в семнадцатом, во время памятной манифестации в Киеве тамошние гимназисты выкинули флаг с надписью "Да здравствует царь", что, конечно, по тем временам было даже и небезопасно. Через год искренне обрадовались возможности открыто петь "Боже, Царя Храни" и сражаться за будущего царя. Бросились записываться в бюро Южной и Астраханской армий, как только они открылись по всем главным городам Украины".
Я не хочу, понятно, утверждать, что среди молодых офицеров, уезжавших "на Дон", не было убежденных и непримиримых монархистов. Конечно, были. Для некоторых из них Добровольческая армия казалась чересчур левой. Были и такие, которые считали и Южную слишком либеральной, так как и ее организаторы в принципе не отрицали конституционной монархии. Эти записывались в Астраханскую -- считалось, что она за самодержавие. Символически разница между обеими организациями выражалась в том, что "южане" носили на рукаве шеврон из двух лент -- национальной и т. н. романовской, в то время как шеврон астраханцев был только "романовских" цветов. Знатоки масонских дел, их и сейчас немало среди бывших военных, особенно в Югославии, -- объясняли еще, что шеврон Добровольческой армии несомненно придуман "вольными каменщиками", ибо острие треугольника обращено вниз, а вот в монархических армиях шеврон правильный.
Свободное копирование
