На одиннадцатый день мы были в Санкт-Петербурге, до Рождества оставалось три дня. Мы медленно ехали по Невскому проспекту, наблюдая за кипением жизни вокруг. Ярко освещенные магазины, лотки с раскрашенными игрушками, сани и экипажи, проносившиеся мимо, множество людей с покупками — все говорило о том, что мы прибыли в разгар подготовки к Рождеству. Однако мы слишком устали, чтобы восхищаться красотой дворцов, прекрасных зданий и улиц, и вздохнули с облегчением, когда тройка остановилась у гостиницы, где для нас все было готово.
Мы устроились и стали ждать дня аудиенции. А Павел Михайлович тут же начал готовиться в обратный путь. Было совершенно необходимо возвращаться сразу же после приема у царя. Я хотела, чтобы ребенок родился в Архангельске, и отказывалась даже думать о каком-либо другом месте.
Прошла неделя. Наступил новый 1881-й год.
Несколько дней спустя я шла по огромной площади перед Зимним дворцом. Мама и Павел Михайлович провожали меня до охраняемого гвардейцами входа. Отсюда меня проводили во дворец и ввели в приемную. Здесь уже сидели люди. Все молчали, думая о своем. Когда называли их фамилии, по одному входили в смежную комнату. Я не видела, чтоб входившие возвращались.
Наконец услышала свою фамилию. В этот момент внутри меня вдруг возникло легкое трепетанье, будто пичуга запуталась крыльями в сетях. Я с трудом заставила себя сохранять спокойствие, пока меня вели к комнате, у которой стояла личная охрана царя в парадных мундирах.
Двери открылись и закрылись за мной. Я оказалась в кабинете царя.
Войдя в комнату, я увидела в дальнем конце двоих мужчин в форме, сидевших за большим письменным столом. Оба были красивы и похожи друг на друга. Конечно, я видела раньше портреты царя, но тут почему-то вдруг испугалась. Пока я стояла как вкопанная, раздумывая, который из них царь, один из них поднялся и направился ко мне. Я тотчас узнала в нем царя. Он был высок, величествен, но не это поразило меня. Никогда в жизни я не видела более добрых, более сочувственных глаз. Я забыла все инструкции и советы, что нужно делать, чего нельзя, опустилась на колени и расплакалась.
Бабушка помедлила мгновенье, потом продолжала:
— Царь поднял меня с колен. «Не надо, не надо, — сказал он. — Я знаю о вашем деле. Как я понял, вы из Архангельска?». И он начал расспрашивать меня о путешествии, об Архангельске, о моей семье. Царь говорил просто, по-доброму, и я поняла, что он такой же человек, как его подданные, у него те же радости, печали, колебания, что и у всех.
Сначала я отвечала коротко, но постепенно все более доверялась царю. Я почувствовала его искренний интерес к нашему городу, где когда-то его знаменитый предок Петр Великий спустил на воду первый морской корабль и вышел на нем в Белое море. Он упомянул наш старинный Соловецкий монастырь.
— Бывали ли вы там?
— О да, Ваше Величество, — отвечала я. — Мы ездим туда почти каждое лето. Он прекрасен. Вашему Величеству нужно обязательно его повидать.
Царь улыбнулся:
— Возможно, когда-нибудь я побываю в ваших местах.
На мгновенье он умолк. А затем, глядя на меня сверху вниз, положил руку мне на плечо и произнес слова, которые навсегда остались в моей памяти и сердце:
— Вашему мужу повезло, что у него такая жена. Возвращайтесь в Архангельск. Я даю вам слово, что у вашего ребенка будет отец. Можете сообщить его матери, что сын ее вернется к ней. Идите с Богом.
Больше он ничего не сказал. Аудиенция была закончена.
На следующее утро, отправив в Архангельск телеграмму с доброй вестью, мы сразу покинули Санкт-Петербург.
Свободное копирование
