216 "ВЛЮБЛЕННЫЙ МОЛОДОЙ МАСТЕР (часть 3)"
Раздался тихий стук в дверь. Я понимал, что мне нужно подняться и открыть двери, но приятели начали переглядываться, ожидая трогательной любовной сцены, и я просто выкрикнул: Открыто. Входите!
И она вошла... приковав к себе взгляды всех присутствующих.
Она выглядела потрясающе: белое шелковое платье, туфли на высоких каблуках и маленькая кожаная дамская сумочка. Жемчуг и золото подчеркивали линии шеи, ушей и запястий. Ребята были так изумлены, что даже не стали отпускать грубых комментариев и молча вернулись к игре. Улыбнувшись, она подошла к дивану, на котором, подобрав ноги, восседал я. Мягко столкнув мои ноги на пол, она присела рядом.
— Привет, Джеки, — сказала она. — Я подумала, мы могли бы пообедать в том новом французском ресторане, отметить твой отъезд...
Я изобразил бурю негодования.
— Тебе всегда хочется в те заведения, где я не в состоянии прочесть меню, — заявил я. — Терпеть их не могу! Я не знаю, что заказать, и никогда не могу угадать подходящий цвет вина. К тому же там приходится целый час ждать, пока тебе принесут заказ.
— Я просто подумала, что нам нужно выбрать какое-то особенное место, — с обидой в голосе пояснила она. Моя потребность казаться настоящим мужчиной рассеялась в потоке чувства вины.
— Ладно, — угрюмо возвестил я. — Сейчас, я только соберу ребят.
— Что? — Тереза швырнула сумочку на пол.
— Ребят, — повторил я, обводя рукой своих каскадеров, которые по-прежнему прикладывались к стаканам и играли в карты. — Нужно предупредить их, что мы пойдем ужинать.
— Я собиралась поужинать только с тобой, — сердито воскликнула она.
Я раздраженно воздел руки к небу:
— О чем ты говоришь? Без своих ребят я никуда не пойду.
— Это наш последний вечер, — взорвалась она. — Неужели тебе не хочется побыть со мной наедине.
— Это еще успеется, — сказал я. — Но почему мы должны сидеть в одиночестве за столом? Для того, чтобы поесть, уединение совсем не обязательно.
Она посмотрела на меня без всякого выражения, словно что-то обдумывала. Наконец она сказала:
— Или они, или я. Хочешь провести этот вечер со своими приятелями? Замечательно! Тогда я пойду. — Она поднялась, а я тут же забросил ноги на диван, на то место, где она только что сидела.
Я был раздражен тем, что она закатила мне сцену прямо перед моими ребятами. Чего она хочет добиться? Унизить меня при всех? Нет, я не из тех, кто позволит себя унижать.
— Прощай.
— Прощай.
Она подобрала сумочку и вышла Заметив, что она вышла одна, все присутствующие прекратили играть, и в комнате стало тихо. Я сохранял отрепетированное хладнокровное выражение лица, но втайне надеялся, что она вернется.
Один из парней сказал: — Дай го, тебе не кажется, что ты должен проводить ее до лифта?
Я кивнул, медленно поднялся и вышел в коридор. Увидев, что там пусто, а дверь лифта закрыта, я метнулся к лестнице и с невероятной скоростью преодолел десять лестничных пролетов.
Я выскочил в холл и закружил по нему, выискивая взглядом миниатюрный силуэт в белом никого... Я без колебаний бросился к вращающейся двери и вышел наружу.
Она уже садилась в свою машину, большой черный "кадиллак". Я позвал ее, но она либо не услышала меня, либо решила не оборачиваться. Дверца машины захлопнулась, и она тронулась с места, оставив меня стоять на тротуаре в облачке выхлопных газов.
Вечером, когда мои приятели разошлись, я позвонил ей. Я готов был сдаться на ее милость, но ее терпение кончилось.
— Прости меня, Тереза, — сказал я. — Я вел себя, как последний идиот.
— За что мне тебя прощать? — поинтересовалась она. — В ЛосАнджелесе у нас не было никого, кроме друг друга. Теперь, когда рядом твои друзья-приятели, я тебе уже не нужна. И ты мне тоже.
Она бросила трубку.
Я потрясенно вслушивался в телефонные гудки. Я был ошарашен. Конечно, я заслужил это. Но она ушла из моей жизни, как О Чан... Нет, это было хуже, чем в случае с О Чан, так как Тереза сама приняла решение.
Неужели она не понимает, что я ее люблю? Впрочем, откуда ей это знать? Разве я хоть раз показал ей, что творится у меня в сердце, разве высказывал свои чувства?
Истина заключалась в том, что я не умел обращаться ни с ней, ни с любой другой женщиной так, как они того заслуживали. У меня не было опыта в любви, а стремление показать себя другим своим поклонникам, гонконгскому кинобизнесу и всему миру окончательно сводило меня с ума.
Интересно, насколько я изменился сейчас, четверть столетия спустя?
Пожалуй, очень изменился. Хотя, быть может, совсем чуть-чуть.
Мне уже нечего доказывать миру. Я добился всего, чего хотел, и даже большего. Но я рассказываю об этом как человек, который пережил это на собственной шкуре: чем дальше тебя заносит, тем труднее вернуться и начать все сначала.
Время от времени я задумываюсь, что было бы, если бы я мог повернуть стрелки часов своей жизни назад. Принял бы я другие решения? Уделял бы больше времени и сил любимым людям и семье?
Или я все-таки пошел бы выбранным путем тем самым, который исполнил все мои надежды и мечты, но взамен отобрал у меня радости сердца?