Конец книжки.
Этим пусть кончается двенадцатая книжка, в которой одной затаено больше счастья, чем во всех одиннадцати прошлых, с их мечтами детства и юности. Да, этот круг моей жизни дал мне слишком много счастья и удачи! Говоря в общем, мне удавалось едва ли не все, что я начинал, исполнилось многое из того, чего ждал давно, долгие холодные годы. И многие из светлых грез свершились, И на судьбу не смею я роптать...
И еще одно „да". Все это с тех дней, как мы живем с Эдой. Вот скоро два года, как я не знаю тех безумных, бесконечных приступов тоски, которые на целые недели выбрасывали меня из жизни, не позволяли мне вписывать в этот дневник ничего. Бодрость, уверенность, надежды — вот мое обычное настроение теперь. Я верю, я спокоен.
Пробегаю наскоро все удачи этой книжки, или лучше раньше, от дней нашей свадьбы. Неделя в Петербурге, наш семидневный медовый месяц, что то уже далекое, но светлое, веселое, радостное... Жизнь в „Тулоне" и моя болезнь впервые без мамы, и вернувшиеся ко мне стихи, „Ассаргадон", „Сибилла", весь круг „Corona"...
Первая поездка в Крым, когда впервые я подошел к природе, впервые понял, что значит ее любить, ею дышать, ей отдаться. А как трепетал я в нашу первую поездку к Учан-Су. Я не стыдился восклицать восторженно, ...„Как хорошо! как прекрасно!.."
Томительные дни в Останкине, где, однако, я написал свое „О искусстве", и где я вновь встретился с Добролюбовым, то тоже было событие в моей жизни.
Осенняя случайная удача с моей статьей о Тютчеве. Ведь после детских пустяков это моя первая статья, появившаяся в журнале. Поездки в Петербург, знакомство с миром поэтов, которого хотелось мне давно. Можно упомянуть и мои стихи, печатаемые Буниным в своей газете. Что бы там ни было, все же это первые мои стихи, напечатанные не мною самим. Удача на экзаменах. То была опасная игра, на которую я решился. Начиная экзамены, я далеко не был готов и м о г потерпеть неудачу. Я рисковал очень многим, потому что неудача значила для меня нечто очень постыдное; все, все знающие меня и понимающие в чем дело и не понимающие отнеслись бы к ней, как к моему падению; не знаю, как мог бы я встретить моих знакомых, моих близких и дальних, если бы я „провалился”. То была большая удача.
Наконец, последняя радость, это блуждание пешком по горам Крыма. Нет, как Поликрат, я испуган избытком счастья. Где молитва, чтобы сохранить его дольше, дольше, чтобы боги мое блаженство comiter conservent... Страшно за завтрашний день. Сегодня же да будет моим последним словом молитва: благодарю.
Свободное копирование
