Валерий Брюсов. Дневники - 231

Июль.

Концом нашей поездки в Крым и венцом ее было путешествие пешком в шесть дней. Впечатление этих шести дней затуманили совершенно весь прошлый месяц. Мы вышли 11-го июля на Учан-Су; провожали нас наши; от Учан-Су пошли в Ялту, где, наконец, остались одни. Отсюда в два дня добрались в Алушту. По пути, в изящном Гурзуфе, лакеи не хотели дать нам № в гостинице, так были мы запылены, так загорели.

Из Алушты пошли в Корбексы, сыскали проводника, и этот Мурат-охотник провел нас какими-то очень близкими, но очень трудными путями на Кельсий - бруп (т.-е. Эклизы) Чатырдага и далее к пещерам. Около пещер мы ночевали в убежище Горного клуба.

Утром рано опять пустились в путь уже без проводника, и в полдень пришли в Косьмодемьяновский монастырь. Там приняли нас если не особенно услужливо, то все же приветливо. „Можно“, отвечали монахи на всякую нашу просьбу. Мы в монастыре провели весь день, пили чай, обедали и ужинали, стояли всенощную; там и ночевали.

Нашелся и новый проводник, продавец груш Ибраим; вечером пришел он в монастырь торговать, а толстый дьякон прогнал его, говоря, что он торгует водкой. Так Ибраим и провел ночь у костра, на холоде (на этой высоте ночи сырые и холодные). Впрочем, это исключение; кажется, в монастыре принимают всех, всем дают и чаю, и поесть, и ночлег.

Ибраим провел нас по мало известной тропе мимо казармы Чугель на Кизильташ. Это дивная тропа, одна из замечательнейших в Крыму, между двумя стенами гор, по вековому лесу, по местностям совсем диким.

С проводником расстались мы на яйле, а сами пошли искать путь на Гурзуф, нашли и, хотя вымокли под дождем, но в этот же день добрались до Ялты. В этот последний день мы сделали верст 50, и из них 40 по горам.

Мало в моем прошлом воспоминаний столь же радостных, как это путешествие. Жить под широко открытым небом, быть без „дома“, не быть обязанным вернуться, если не сегодня, то уже завтра, итти все вперед — разве это уже несчастье!.. А ночевать в горах на скверной скамье, с двумя татарами, не будучи вполне уверенным, что они не убьют тебя ночью, хотя бы ради твоих золотых часов и револьвера,и не бросят в 30-саженный колодезь в пещерах...

А сладость пустынных тропинок, на которых свежие следы лежавших диких коз, итти и слышать крики этих коз, слышать шорох от их бега. Даже видеть мельком, как скачками убегают они вспугнутые шумом. Потом близость с жизнью полудиких туземцев, часто не понимающих по-русски[1], дружеские беседы с проводниками, встречи у коша с угрюмыми и добродушными чабанами, угощающими своей язмой; из казармы Чугель присоединился к нам юноша-объездчик, пошел он ловить браконьеров, а вместо того, сам увлекся охотой на диких коз; его волнения, его охотничий трепет — что за дикая, что за неведомая нам жизнь!.. Кругом же всего этого, всегда, каждый миг — роскошь крымских картин, ущелья, отвесы гор и уступы, горные ручьи, сталактитовые пещеры, бесконечная даль вида с вершины до Симферополя, до Азовского моря, и широкие, полукаменистые яйлы.