Письмо к Бальмонту.
Март. Друг мой! Знаю, что Вы близко. И если бы год странствия пришел, он прожег бы душу до дна, открыл бы ей и всю ненависть и всю возможную силу. Знаю или, вернее, угадываю, „шорох приближения", ибо все жизненное только угадываю. Не живу никогда, не дышу мгновением. А после, его вспоминая, постигну. Все — в воображении и в мечте. Но Вам старый гомеровский завет: frapasi — мужайся. Стихи, посланные мною Бунину, напечатаны (варварски) в „Южном Обозрении" № 727. Конечно, газета пойдет на разные домашние нужды, и если я сам решаюсь там печатать, то только ради того, чтобы быть где-нибудь напечатанным.
Сегодня был в университете. Затихшие было беспорядки возобновились. Нас было только двое у Лопатина, но он с обычною сердечностью повествовал нам о устойчивом во времени, о Мальбранше и Берклее. Я пытался было сказать ему о безобразии всего человеческого, но он не понял.
Был еще у Бартенева. О, живой архив! Мертвецы для нас, — Аксаков, Хомяков, Вяземский, Тютчев, — это все для него знакомые, приятели, или, по крайней мере, современники. Если бы записывать все, что он говорит, — были бы богатейшие материалы.