"Самара, 6 июля 1873 г.
Наконец, после пятимесячной разлуки, я увижу тебя. Не верю своему счастью, но у меня в руках твои письма, убеждающие, что это не грезы. Мне казалось, что я похоронен и все кончено, и вот я возвращаюсь к жизни... Ты была права: я стал более человеком, а ты, конечно, более женщиной, чем прежде. Если даже хивинская экспедиция не разлучила нас, то все другие средства будут бессильны... Еще несколько минут, и я раздавлю тебя в моих объятиях".
________________
Я взяла карету и поехала в указанный отель, где очутилась между двух его друзей.
Вошел слуга отеля, запер дверь и унес с собою ключ.
Оставшись одна, в неописуемом волнении я бегала из угла в угол, поправляла прическу, стягивала на себе кушак (он любил тонкие талии), смотрелась в зеркало. Сердце мое стучало молотом; мне хотелось и плакать, и смеяться.
Вдруг бешеное "ура" раздалось на улице. Подбежав к окну, я увидела любимого человека, шедшего большими шагами и окруженного толпой людей, целовавших ему руки и даже ноги. Я слышала, как он вошел в отель, прошел в соседний номер и вышел на балкон, чтобы сказать оттуда народу несколько слов.
Наконец он освободился, тихонько постучался в мою дверь и сказал, как будто мы только вчера расстались:
-- Фанни Лир, впусти меня.
-- Да я не могу, слуга запер дверь и унес ключ с собой. Скоро желанный ключ щелкнул, и он вошел.
Вместо того чтобы броситься в его объятия, я, не знаю почему, убежала от него и скрылась за драпировкой. Он отыскал меня там, взял за руки и впился в меня жадными глазами, в которых стояли слезы...
Я долго не могла сказать ни слова; волнение счастья захватывало дух.
Он очень загорел и похудел, но был совершенно здоров.
Свидание наше было кратко, потому что он должен был отправиться на обед, данный представителями города, а после этого на смотр пожарных...
Отец торопил его с отъездом в Петербург, и на другой день мы выехали в Саратов на пароходе "Александр II", построенном по американскому образцу. Как мы ни старались быть незамеченными, но он нигде не находил желанного покоя. Что ни остановка, то новые депутации, триумфальные арки, знамена, барабанный грохот, хлеб-соль. Он благодарил, а толпа ревела "ура". Там же, где мы останавливались подольше, на пароход приходили дамы; одна за другой они входили в салон и, взглянув на великого князя, с низким реверансом уходили в противоположную дверь, напоминая процессии комической оперы. Ночью устраивали великолепные иллюминации.
Великий князь казался весел; возбужденные нервы поддерживали его; но, приходя урывками в мою каюту, он внезапно слабел и, склонив голову на мои колени, засыпал от истощения сил.
В Москве его встретили большой овацией, за которой следовал завтрак у генерал-губернатора.
Все эти шумные торжества надоедали ему; я не знаю ни одного принца, который так пренебрегал бы этими, связанными с его званием, почестями.
12 июля мы прибыли в Петербург, где пробыли не более 3 дней.
Свободное копирование
