Книгоиздательство наше со времени революции - 15

 Затруднения с помещением

Со времени революции в Москве наступил жилищный кризис, непрерывно обострявшийся. Под его давлением и люди, и учреждения все уплотнялись да уплотнялись, доходя до нетерпимой тесноты. Вместе с тем крайне неустойчивым стало самое пользование жилплощадью. Приходилось жить в непрекращающейся борьбе за сохранение жилплощади. Минуя заботы по отстаиванию квартиры лично для себя с семьей, скажу несколько слов о помещении издательства.

После пожара 1917 года издательство лишилось помещения для конторы и редакции. Найти новое не удавалось. Занимались в старой заброшенной дворницкой при складе по Калашному переулку. Только осенью 1918 года освободилась (за смертью жильца и отъездом его вдовы на Украину) в том же владении квартира, которую мы и заняли. Попытки отобрать у нас эту квартиру под тем или иным предлогом то так, то этак начались, можно сказать, с самого первого дня получения нами этой квартиры. Возобновляясь одна за другой в течение 12 лет непрерывно, они осенью 1930 года кончились-таки самым бесшабашным захватом ее, незаконно осуществившимся вследствие фальшивого попустительства со стороны нашего же служителя.

Всех стычек из-за помещения и не перечислишь, да это не было бы интересно. Для примера укажу на три таких инцидента.

Во время моего отсутствия в 1921 году в связи с "Голодным" Комитетом дело дошло до того, что ОГПУ наложило уже печати на помещение. Но София Яковлевна обратилась к тов. П. Г. Смидовичу, который письменно распорядился не чинить затруднений издательству, "ввиду его высококультурного значения".

Не помню, в каком году это было, да это и не имеет значения. Мы как-то засиделись в издательстве за работой до позднего вечера. К нам позвонил и был впущен иностранец, приехавший, как он заявил, в Москву на международный съезд. При нем были его дорожные вещи, и он предъявил ордер Жилотдела Моссовета на вселение в помещение издательства. С трудом удалось мне не допустить его расположиться на диване. Очень этим раздраженный, он отправился куда-то жаловаться; я, в свою очередь, поспешил в Президиум Моссовета. Там никого из членов Президиума не оказалось, но секретарь тов. Музака принял мое заявление для доклада председателю Л. Б. Каменеву, который должен был в течение ночи быть в Совете. Я хотел сам дождаться т. Каменева в помещении Совета, но тов. Музака решительно этому воспротивился и предложил прийти за ответом утром. Делать было нечего. Мы заперли издательство так, чтобы никто не мог в него без нас проникнуть, не прибегая к взлому, чего, конечно, в создавшейся обстановке опасаться не было причин. И разошлись спать по домам. Когда я утром явился в Президиум Моссовета, то т. Музака, завидев меня еще издали, взял телефонную трубку и сказал буквально следующее:

-- Тов. Лондон! {Лондон был начальником Жилотдела.-- Примеч. М. В. Сабашникова.} Л. Б. Каменев просит издательство Сабашниковых не жмать!

Затем он положил трубку и спросил меня:

-- Вы слышали, что я сказал?

Когда я попросил дать мне какую-нибудь бумажку, отменяющую ордер на вселение, или хоть на ордере или на моем заявлении сделать соответствующую отметку, т. Музака сказал, что ничего не нужно и что никто к нам больше не явится.

Оно так и было. Вообще высшие инстанции обыкновенно благосклонны были к издательству. Важно было успеть апеллировать к ним до приведения оспариваемого распоряжения в исполнение. В случае, если это не удавалось, переделывать раз сделанное уже бывало почти невозможно. Это понимали и низшие исполнители, и сами домогавшиеся захвата чужой площади интересанты; почему они и действовали всегда с нахрапа. Наконец, последний случай. Две семьи, жившие в том же доме, как и издательство, давно зарились на наше помещение, но никаких прав на захват его не имели. Когда же в 1930 году после ликвидации НЭПа стали приканчивать последние остатки частных предприятий, и нашему издательству в той форме, как оно существовало, пришел конец.

Охотники за нашим помещением и наш служащий Кузьма Филиппович, им покровительствовавший, нашли момент удобным для натиска. И вот, когда я раз утром пришел в издательство, я нашел там целый табор самовольных вселенцев: матери кормили детей грудью, кипятили молоко на керосинках, сушили на спинках стульев пеленки, дети постарше играли на полу в какие-то игрушки. Был у них явно неправильный ордер от милиции. Наш служитель, впустивший всю эту ораву и допустивший эту фламандскую мизансцену, когда он должен был закрыть перед этими людьми двери, фальшивил. У меня была идея после ликвидации издательства образовать кооперативное издательское товарищество, но для этого надо было сохранить и передать товариществу наше помещение, так как найти незанятое помещение в Москве не было надежды. План этот рухнул по милости нашего почтенного предателя Кузьмы Филипповича. Если все-таки нам со временем удалось организовать товарищество "Север", этим мы обязаны Ел. Евгеньевне Горбуновой-Посадовой и товариществу "Посредник"[1], уступившим нам часть их помещения. Внезапная потеря помещения в связи с другими обстоятельствами повлекли за собой еще одну, непоправимую притом, беду -- потерю нескольких рукописей.