Аппарат издательства
Вскоре после муниципализации М. Я. Лукин покинул издательство. Аппарат издательства сложился тогда из бухгалтера Г С. Ружанского, бывшего бухгалтера 6-го Сибирского отряда Союза городов, А. Л. Средина в должности зав. складом и А. Г. Ярцевой в должности счетовода. Все они вскоре покинули наше издательство, Ружанский -- для торгсектора Госиздата, а Средин и Ярцева для возвращения на свои основные занятия: первый -- рентгенологией, вторая химией. Бухгалтером я пригласил В. В. Егорова и для заведования складом -- Н. Ф. Савостьянову. Они вместе с З. П. Измайловой в должности секретаря издательства продержались до самой его ликвидации в 1930 году. Чрезвычайно добросовестная, усердная, но робкая и нерешительная Нина Федоровна в условиях тогдашней работы немало переволновалась и перестрадала на своей должности. Неоднократно порывалась она сложить с себя свою работу, оставаясь только по моим настояниям. Надеюсь, что теперь, когда все пережито и отошло в прошлое, она не помянет нас лихом. Мне же бывает приятно вспоминать наши занятия вчетвером в издательстве. С закрытием "Научной книги" к нам на работу присоединился сын мой Сергей Михайлович. А со временем еще и M. E. Баев, симпатичный молодой человек, пожелавший на практике познакомиться с издательским делом. Из персонала в издательстве состоял только один неинтеллигентный сотрудник -- артельщик К. Ф. Филиппов.
В 1920--1925 годах мы часть книг наших печатали в Петербурге. Там типографии не были так загружены работой, как в Москве. Наблюдение за работами в Петербурге принял на себя наш старый знакомый по Парижу и товарищ по "Русским ведомостям" -- Константин Васильевич Аркадакский. Он проявлял в этом большую предприимчивость и настойчивость.
После кончины Н. В. Сперанского и В. Н. Львова центральное редакционное ядро сложилось у нас так: Д. М. Петрушевскии, М. Н. Сперанский, М. А. Мензбир, М. О. Гершензон, С. В. Бахрушин, М. А. Цявловский и я.
В большое затруднение поверг меня тогда, не желая того, М. О. Гершензон, представив для издания свое новое сочинение "Тройственный образ совершенства". Не меняя лица издательства, а заодно не изменяя самим себе, мы не могли принять на себя этот чуждый нам трактат. Но как отказать старому, ценному сотруднику, испытанному товарищу. Притом, здесь надо было действовать совершенно откровенно, "честно", как любил выражаться Михаил Осипович. Нельзя было при наших отличных отношениях уклониться под каким-либо вымышленным или даже действительным, но случайным предлогом. Пришлось объясняться по существу, рискуя обидеть в высшей степени самолюбивого автора. Сговорились на том, что издание будет считаться "авторским", выпущено будет издательством, силами и средствами издательства, на общих условиях, но без фирмы издательства. На этот раз затруднение удалось обойти ко взаимному удовольствию. Но ко взаимному огорчению, однако, этот случай дал почувствовать, что дороги наши начинают расходиться. Разница в идеологиях не мешала работать вместе, пока мы задавались целями чисто просветительными и гуманитарными. Но при изменившихся внешних условиях Михаилу Осиповичу казалось тесно в этих "академических" рамках. Его тянуло к публицистике с долей мистицизма, сказал бы я. Я же его стеснял своим "позитивизмом", откровенно сказал мне он. Мы слишком сблизились работой, чтобы допустить разрыв, но расхождение было, по-видимому, неизбежно! Его неожиданное участие в сборнике "Смена вех" как бы предвещало это. Выпущенная им вскоре за границей брошюра о судьбе и миссии еврейского народа, исполненная национального пафоса и туманного мистицизма, подтвердила эти опасения. Им не суждено было, однако, осуществиться. В 1925 году всепримиряющая смерть взяла Михаила Осиповича в тот загробный мир, в существование которого он, по-видимому, верил.
Свободное копирование
