"Памятники мировой литературы"
"Памятники мировой литературы". Серия: античные писатели. Овидий "Баллады-послания", в переводе Ф. Зелинского. Стр. XLIII + 344. Цена 2 р. 25 коп. Москва, 1913 г. Изд. М. и С. Сабашниковых.
Перед нами начало крупного историко-литературного предприятия, которое заслуживает всякого внимания.
"Памятники мировой литературы", так излагают издатели его программу, в отличие от существующих "Библиотек классиков" или традиционных "Пантеонов" будут обнимать произведения, подобранные не по эстетико-литературным их достоинствам, а по значению их с более современной и более широкой историко-литературной точки зрения, с которой литература рассматривается как отдел общей истории человеческой культуры. В нашем собрании найдет место всякое произведение умственного творчества, какова бы ни была его абсолютная художественная ценность, если в нем только ярко отразилась душа данного века и данного народа. Поэзия, философия, история, политика будут иметь в этом собрании полные права гражданства. Давая преимущественно переводы, на качество которых будет обращено особое внимание, оно, однако, не исключает и родной литературы.
Вообще говоря, издатели решили заложить фундамент для того, чтобы знакомство русского общества с историей всеобщей литературы могло, наконец, строиться на обращении к ее первоисточникам, -- возможность, которая при настоящем положении вещей стеснена у нас до нестерпимо узкого предела.
Возьмем хотя бы ту область, которой открывается издание "Памятников мировой литературы", -- область античной древности. Теперь, когда над нашей школой не тяготеет больше кошмар старой классической системы, возбуждавшей у многих такое отношение к греческим и римским авторам, какое вызывает вид орудий пытки, едва ли кто станет спорить, что античная литература представляет высокий интерес для всякого образованного человека. Чтобы признавать это, вовсе не надо выставлять Грецию и Рим в идеальном ореоле, вовсе не надо видеть в них какие-то вечные образцы для подражания. Для этого довольно только продумать, что хотел сказать Дж. Ст. Милль своими известными словами в рецензии на "Историю Греции" Грота: "В конце концов для судеб Англии исход битвы при Марафоне был важнее, чем исход битвы при Гастингсе". С прошлого века наука не признает иного понимания явлений духовной жизни, как с эволюционной точки зрения, и чтобы нам понять самих себя, чтобы нам объективно отнестись к современной культуре, мы должны проследить предшествующие этапы. А разобраться во внутренней их связи невозможно без ясного отчета в том, что здесь является историческим наследием Греции и Рима. Греков и римлян можно не только не признавать бессмертными учителями: их можно отрицать; можно считать, что настоятельной задачей нашей является борьба за самобытность духовной нашей жизни, за окончательную эмансипацию ее от колоссального еще давления на нас античного предания. Но так или иначе, чтобы "познать самих себя", мы должны знать их, мы должны с достаточной отчетливостью представлять себе картину роста, цвета и разложения античных общежитий, доступную для наблюдения на протяжении тысячи с лишком лет, срединой которых является приблизительно дата Рождества Христова. И склон античной древности с подобной точки зрения не менее важен, чем период апогея: припомним только, что христианство, консолидировавшееся в церковь, вобрало в себя множество элементов поздней культуры эллинизма, которые благодаря этому и поныне являются одним из крупных ориентиров в духовной жизни всех современных обществ.
Вряд ли кто станет даже оспаривать, что такое знакомство с античными писателями, какое получается по изложению их в историях литературы, можно приравнять только знакомству с сокровищами художественных музеев по альбомам мелких фотографий. С не меньшей решительностью, однако, надобно отстранить и старую претензию, будто всякий, кто хочет иметь право на звание образованного человека, должен уметь читать греческих и римских классиков в оригинале. Est modus in rebus {"Есть мера в вещах", всему есть предел -- афоризм Горация в I сатире I книги (лат.).}. Конечно, быть в античной древности как у себя дома, быть в ней хозяином способен только тот, кто овладел в возможном совершенстве обоими классическими языками. Но так владеть ими удел специалистов, обративших их изучение в главное дело жизни. А то знание древних языков, с каким после годов усиленных занятий выходят питомцы, не говорим уже русской, но даже немецкой классической гимназии, ценно, быть может, со стороны так называемого формального развития ума, но в смысле знакомства с древностью, как с историческим материалом, его нельзя назвать иначе как убогим. Все то, что гимназисты, "напрягши ум, наморщивши чело", осиливают из древней литературы за время своего учения, все это взрослый человек, взяв перевод, может внимательно прочесть в какие-нибудь две-три недели. Но то вместо подлинника... какое же сравнение... Сравнение может быть, и мы позволим себе напомнить, как проводил его покойный Паульсен, которого никто не вправе заподозрить во враждебном отношении к классицизму.
"Мне не приходит, конечно, в голову оспаривать огромную, поистине незаменимую ценность древних языков для исторического образования. И, тем не менее, так склонен я сказать, в известных обстоятельствах иной лучше узнает классическую древность и больше от нее получит, знакомясь с ее литературой лишь по переводам, чем другой, который годы учится древним языкам. Если 18-ти или 20-летний юноша в месяц прочел всего Фукидида в немецком переводе с тем вниманием, какое скоро начинает вынуждать развертывающаяся перед глазами захватывающая драма, то он, во всяком случае, больше будет знать о политических и военных, об общественных и интеллектуальных отношениях той эпохи, чем другой, который целое полугодие "готовит уроки" из одной книги Фукидида и через пень-колоду переводит его в классе. Мне думается, я довольно компетентен в понимании того, что может дать перевод и чего не может. Но, восставая против распространенного пренебрежительного отношения, следует усиленно подчеркивать, каким могучим образовательным средством заявили себя переводы". И, показав это на ряде исторических примеров, Паульсен кончает: "Тот, кто интересуется сутью дела, тот сыщет ее и в переводе, а кто к ней равнодушен, тому никакой подлинник ничего не скажет".
Пользуясь снова образом, выразимся так. Пусть гипсовые копии мраморных скульптур не передают таящегося в оригинале очарования. Но многие ли могут изучать историю скульптуры, посещая все те места, по которым разбросаны оригиналы, и мыслимо ли отрицать общеобразовательную пользу таких музеев, как новый наш музей императора Александра III? Недаром же его коллекции оказывают на нашу публику такое живое, притягательное влияние. Подобными музеями художественных копий в области литературы и служат собрания сочинений древних писателей в переводе на родной язык. Западная Европа давным-давно уже ими обладает и только совершенствует качество репродукций из поколения в поколение.
Зато в России дело тут обстоит поистине плачевно. Систематически подобранных собраний переводов древних авторов у нас нет. Что переводилось, то появлялось без всякого порядка, с тем чтобы быстро пропадать в траве забвения, которая так густо покрывает российский книжный рынок. У человека, не владеющего сколько-нибудь свободно чужими языками, явился интерес прочесть какого-нибудь греческого или римского историка, оратора или поэта. За это любопытство грешная душа обрекается на хождение по мытарствам. Надо узнать, имеется ли вообще данный автор в русском переводе. Книгопродавцы по большей части отзываются неведением, если перевод не является книжной новинкой; другие же и прямо отвечают угрюмым заявлением: "Таких не бывает..." Но вот след найден: автор когда-то был переведен и издан. Радоваться, однако, было бы слишком рано. Во-первых, надо разузнать, что это перевод или макулатура, вроде той, которая производилась аферистами в качестве "подстрочников" для угнетенных гимназистов. Положим далее, отзыв компетентного лица прозвучал благоприятно. Так потрудитесь-ка еще купить произведение, которое вас заинтересовало. Иные вещи хоть и есть на рынке, да изданы по запретительной цене: взять, например, перевод Еврипида, сделанный Анненским, или речи Цицерона, переведенные Зелинским. Но вообще это -- "товар", который держат почти что только букинисты. Да, много надо иметь в запасе и времени, и денег, и терпения, чтобы собрать себе на русском языке ничтожную долю того, чем так свободно пользуются немцы или французы при своем знакомстве с древним миром.
Собрание, предпринятое М. и С. Сабашниковыми, обещает дать выход из такого несносного положения вещей: имя издателей будет служить при этом гарантией за качество принятых в состав издания работ. Но этой внешней стороной далеко не исчерпывается культурное значение предприятия. Не надо быть пророком, чтобы предсказать, насколько оживит такое начинание самое предложение хороших переводов. Вопреки пагубному мнению, широко распространенному в России, будто бы переводить легко, будто бы перевод -- такого рода литературная работа, которая доступна чуть что не каждому, кто со словарем может брести по иностранному тексту, на деле всякий перевод представляет сложную и трудную задачу, и масса русских переводов с. новых языков годится только на оклейку ими стен: это лубочное искажение изящных европейских оригиналов. Но если нелегко переводить что бы то ни было даже с современных языков, то при передаче творений греческих и римских мыслителей и поэтов встают такие трудности, борьба с которыми по силам только кровным филологам, соединяющим глубокую эрудицию с литературным вкусом; тут строки, без преувеличения, идут за английские, французские или немецкие страницы, коли не главы. Ученые-любители и знатоки античной древности всегда, однако, охотно пробовали себя на этом поприще там, где труду их являлась обеспеченной возможность войти в общее обращение и послужить развитию сочувственного понимания той области, работу над которой они сделали жизненным призванием. Если же перечень древних авторов на русском языке полон зияющих пробелов, то было бы несправедливо бросать за это камнями в представителей русской филологической науки: у них невольно опускались руки при виде того, какая участь постигала такие опыты на нашем книжном рынке. Стоит поставить дело распространения компетентных переводов в европейские условия, и явится энергия в филологических кругах, и мы начнем успешно догонять Европу. Спрос в нашем обществе на знакомство с античной литературой несомненно есть, есть, несомненно, и силы в русском ученом мире, чтобы удовлетворить такому спросу. Необходимо было только интеллигентное издательское посредничество, чтобы свести здесь предложение со спросом. Теперь оно явилось, и можно с уверенностью ждать благого результата. В самом деле, не говоря уже о читателях, желающих дополнить собственными силами свое образование, какое поле способны найти талантливые переводы и в высшей, и даже в средней школе, которая откажется же, наконец, от своего безрассудного гонения на переводы и поймет, что только при их помощи для нее возможно на памятниках древности осуществлять свои гуманитарные задачи. А что наши филологи не остались глухи к обращенному в их сторону призыву, об этом свидетельствует издательское "Предисловие".
Мы говорили до сих пор лишь об античной древности. А область романистики и германистики, или даже та же область славистики, которая должна была бы быть нам так близка и которую мы до такой степени слабо знаем, какие здесь услуги может оказать проектированное собрание! Нет, честь и слава литературному начинанию в подобном направлении.
Особому разбору первого выпуска "Памятников" будет на этих же столбцах посвящена специальная заметка. Мы скажем только в заключение два слова о внешности издания. Она так же изящна, как привлекательна заложенная в него идея. И это подлинное edition de luxe {Роскошное издание (фр.).} расценено так скромно, что удовольствие иметь его в своей библиотеке должно быть признано широко доступным. Не часто обязанности критика бывают так приятны.
Н. Сперанский
"Русские ведомости", 1913 г., No 19 (23 января)"
Свободное копирование
