Быть ли вольному университету в Москве
7.XI.05-2.X.08
Альфонс Леонович Шанявский перед кончиной назначил душеприказчиками своими: профессора В. К. Рота, бухгалтера и доверенного своего И. Я. Волкова и меня. В учрежденную городской думой при принятии его пожертвования Комиссию по составлению устава Университета Альфонс Леонович от себя назначил: Л. А. Шанявскую, В. К. Рота, M. M. Ковалевского С. А. Муромцева, К.А.Тимирязева, В. Е. Якушкина, А. Н. Шереметевскую, А. Н. Реформатского, Н. В. Сперанского и меня. Городской думой, в свою очередь, уже после кончины Альфонса Леоновича были избраны в Комиссию: А. С. Алексеев, А. С. Вишняков, А. Н. Геннерт, М. Я. Герценштейн, кн. В. М. Голицын, А. И. Гучков, А. А. Мануйлов, Н. М. Перепелкин, С. В. Пучков и И. К. Спижарный. Попечительный совет образован был в следующем составе: по назначению Альфонса Леоновича: Л. А. Шанявская, В. К. Рот, С. В. Сабашников, М. М. Ковалевский, С. А. Муромцев, К. А. Тимирязев, А. Н. Шереметевская, А. Н. Реформатский, Н. В. Сперанский и я, а по избранию городской думы: В. А. Морозова, гр. Е. А. Уварова, А. С. Алексеев, А. А. Мануйлов, кн. В. М. Голицын, кн. Е. Н. Трубецкой, А. С. Вишняков, Н. M. Перепелкин, С. А. Федоров, Н. M. Кулагин.
На эти лица легла ответственность за осуществление в Москве вольного университета. Это им удалось. Справедливость при этом требует отметить выдающуюся роль Лидии Алексеевны в борьбе за разрешение университета и исключительную помощь, оказанную делу всем русским обществом. Перед самым началом великой войны какой-то американский миллиардер, желая пожертвовать значительные средства на материальное обеспечение какого-нибудь общеполезного учреждения, созданного всецело и исключительно силами русского общества, наводил под рукой через своих знакомых справки о тех предприятиях, которые отвечали бы этим условиям и заслуживали бы поддержки. Доверенные этого миллиардера выдвигали Университет Шанявского, к тому времени уже несколько лет функционировавший и обзаведшийся собственным зданием на Миусской площади. И, думается мне, они намерены были поступить по всей справедливости, ибо поистине можно сказать, что Университет Шанявского зародился, возник и существовал только в силу горячего сочувствия его задачам всего русского общества.
В брошюре Н. В. Сперанского "Возникновение Московского городского народного университета имени А. Л. Шанявского. Историческая справка. Москва, Городская типография, 1913 " живо рассказано, с какими затруднениями пришлось встретиться при открытии Университета. Я не вижу смысла пересказывать здесь эту интересную и коротенькую книжечку. Добавлю к ней лишь несколько штрихов и личных наблюдений.
Альфонс Леонович в своем завещании, предвидя обычную у нас волокиту, отказывал все свое состояние (сверх пожертвованного им еще при жизни арбатского дома) в пожизненное владение Лидии Алексеевны, а по смерти ее -- Университету, с одной весьма важной оговоркой: в случае, если университет не будет открыт в трехлетний срок после его заявления, т. е. к 3.Х.08 г., то средства, им завещаемые, должны поступить Петербургскому женскому медицинскому институту. И этого трехлетнего срока едва-едва хватило, так как открытие Университета состоялось только накануне рокового для начинания Шанявских дня, т. е. 2.Х.08.
В оставленных Лидией Алексеевной бумагах сохранились следы ее неутомимых и настойчивых перед петербургскими сферами "демаршей", как говорили в светском обществе, избегая слов "хлопоты" или еще хуже, "ходатайства", вносивших представление как бы о личной заинтересованности. В действительности большой разницы не было, и так называемое "общее благо" приходилось отстаивать в Петербурге теми же приемами, какими любой предприниматель домогался нужных ему концессий, ссуд, тарифов и проч. Попросту говоря, помимо официального направления дела надобно было его "продвигать", "обивая пороги". Однако облекалось это "хождение" в весьма благообразные, светские формы. Стоит приглядеться к этой пачке писем, билетов, черновиков, памятных записок, визитных карточек, расписок, оставшихся после этой нервной, напряженной, неблагодарной, в сущности, работы.
Итак, посмотрим. Министр народного просвещения Шварц собственноручным письмом лицемерно заверяет Лидию Алексеевну, что не имеет никаких "злокозненных" намерений относительно Университета имени ее супруга. При этом он норовит обратить против своего предшественника по министерству П. фон Кауфмана спешность, с которой тот продвигал дело Университета: "Немудрено, -- замечает Шварц, -- что получились несообразности, побудившие пересмотреть положение".
Канцелярия Министерства внутренних дел (П. А. Столыпина) извещает Лидию Алексеевну о назначении приема у министра в Елагинском дворце на субботу 14 июня 1908 г. от 2 до 4-х часов. Тут же извещение об отмене назначенного приема. Наконец, новое извещение о перенесении приема с субботы на понедельник 16 июня 3 часа дня. Визитная карточка: "Петр Аркадьевич Столыпин", большая, косым жирным шрифтом, без каких-либо указаний должности, адреса и проч., очевидно, присланная с курьером вместо ответного визита, свидетельствует, что свидание с Председателем Совета Министров состоялось и что он принял Лидию Алексеевну как особу своего круга.
Далее идет обработка членов Государственной Думы и Государственного Совета. В поддержке Государственной Думы нельзя было сомневаться. Но важно было обратить внимание Думы, что ввиду крайне ограниченного срока всякое изменение в уставе, даже самая благожелательная поправка, может повлечь серьезные последствия. Лаконическое письмо В. А. Маклакова, члена Думы от Москвы, кадета, лучшего оратора Думы, как бы успокаивает в этом отношении:
"Многоуважаемая Лидия Алексеевна,
я совершенно согласен с Вами и со своей стороны употреблю все меры, чтобы Дума именно так посмотрела на это.
Преданный Вам В. Маклаков".
Другое дело Государственный Совет. Здесь потребовалась большая работа. Мобилизованы были все связи, знакомства, не забыты были и жены сановников. Вот доброжелательница сообщает, что, по мнению ее мужа, "следует поговорить с Нейдгардом; он крайне влиятелен среди своей партии, которая будет голосовать, как он пожелает, ...его считают очень неглупым человеком, на которого те или другие доводы могут подействовать". Относительно князя П. Н. Трубецкого та же доброжелательница уведомляет, что он, вне всякого сомнения, будет голосовать за Университет. Тем не менее посетить его, по мнению ее мужа, "было бы нелишним", раз Лидия Алексеевна обращается к другими правым членам Государственного Совета.
Не кто иной, как А. Ф. Кони, пишет Лидии Алексеевне, советуя составленную ею записку об Университете не рассылать по членам Государственного Совета, а лично вручить в количестве 50 экземпляров кн. П. Н. Трубецкому при посещении его, с просьбой раздать членам Совета.
При личном обращении к аргументам, по существу изложенным в упомянутой записке, присоединяются еще доводы, рассчитанные на то, чтобы произвести впечатление на собеседника, доводы ad hominem {ad hominem (лат.) -- доказательство, рассчитанное на чувства убеждаемого.}, как говорится. Так, по-видимому, С. М. Лукьянову Лидия Алексеевна намекает, что в случае опоздания в открытии Университета неизбежная передача завещанных Альфонсом Леоновичем средств от Московского университета Петербургскому женскому медицинскому институту вызовет большое раздражение в Москве и усилит оппозиционное настроение первопрестольной.
С удивлением усмотрит обозреватель этой пачки, что Лидия Алексеевна личным своим посещением П. Н. Дурново сумела вырвать у этого столпа правых обещание не выступать в Государственном Совете против Университета. Так когда-то она добилась от К. П. Победоносцева обещания не явиться на заседание, на котором должна была решаться участь Женского медицинского института. На этот раз Лидия Алексеевна, по-видимому, надеялась даже, что Дурново на заседании правой фракции Государственного Совета предложит предоставить членам фракции свободу голосования по этому вопросу. Однако П. Н. Дурново накануне заседания Государственного Совета, надо думать, после заседания фракции своей освободил себя от данного им обещания следующим характерным письмом, приводимым мною дословно:
"Милостивая государыня Лидия Алексеевна, несколько дней тому назад Вам угодно было посетить меня, и во время нашей беседы о народном университете я сказал Вам, что не буду говорить в заседании Государственного Совета по этому делу. Очень сожалею, что мне приходится в настоящее время изменить свое первоначальное предположение, и я считаю себя обязанным сообщить Вам, что завтра намерен представить Государственному Совету свои соображения по интересующему Вас делу -- соображения мои склоняются к тому, чтобы проект был отвергнут. Пожалуйста, не посетуйте на меня за такое мое намерение и благоволите принять уверения в моем совершенном почтении и преданности. 17 июня"
П. Дурново
Собственно говоря, это письмо не требовало ответа. Но не в интересах Университета было оставлять впечатление разрыва отношений, и сохранился собственноручный черновик ответа Лидии Алексеевны:
"Только что вернувшись от всенощной, получила Ваше письмо -- очень мне прискорбно Ваше решение, но каждый человек поступает по своему убеждению, и мне остается Вас поблагодарить за Ваше рыцарское предупреждение: "Иду на Вы с войной".
С глубоким уважением и совершенной преданностью".
Здесь каждое слово взвешено. Упоминание о всенощной должно было напомнить, что задуман Университет не безбожниками какими-нибудь или евреями, а признание "рыцарства" имело, насколько еще было возможно, смягчить остроту предстоявшего выступления против Университета.
Хлопоты Лидии Алексеевны в С.-Петербурге увенчались успехом. Положение о Московском городском народном университете имени А. Л. Шанявского благополучно прошло и Государственную Думу и Государственный Совет. Вот как она извещала о сем радостном событии В. К. Рота письмом, помимо посланной, конечно, телеграммы.
"Только сейчас выдалась свободная минутка написать Вам. Вчера употребила весь день на принесение благодарности главным защитникам нашего дела. Еще вчера друзья наши не были уверены, что мы не потерпим поражения. Но нас спасли: во-первых, Столыпин перед заседанием Государственного Совета, переговоривший со Шварцем (несколько слов неразобрано), и, во-вторых, Лукьянов, отбивший в тот же вечер у правых большую часть их голосов горячей часовой речью на собрании фракции, а также Таганцев, все время за нас неутомимо орудовавший, Кони с его теплой речью и даже Аничков, не говоря уже о Ковалевском, сказавшем очень понравившуюся речь.
Подробности, довольно интересные, расскажу при свидании. Еду в Москву и надеюсь побывать у Вас в Бесове {Именье-дача В. К. Рота под Каширой.-- Примеч. М. В. Сабашникова.}, списавшись с дорогой Аделаидой Карловной {Аделаида Карловна Рот.}. Могу по совести прибавить, что главным аргументом за нас явилась наша с Вами, дорогой Владимир Карлович, репутация людей, достойных доверия, что я имела удовольствие слышать от многих..."
Пережив реакцию трех царствований и на своем хребте, невзирая на все оказываемое реакцией сопротивление, протащив к жизни не одно крупное просветительное начинание, Лидия Алексеевна считала естественным просить о праве делать добро и благодарить в тех редких случаях, когда это право предоставлялось. На этой почве у нее чуть было не вышла даже размолвка с некоторыми деятелями Университета, когда она хотела было возбудить вопрос о посылке телеграммы Столыпину по случаю открытия Университета. Случай этот получил отражение в переписке ее с Н. В. Сперанским. Она до конца дней своих питала благодарность к Столыпину за непротивление его учреждению Университета. Много лет спустя, передавая мне продиктованные ею в Чернигове воспоминания свои, она заклинала меня, в случае печатания этих воспоминаний, не исключать из них нескольких благодарственных слов ее по адресу Столыпина.
Положение об Университете получило силу закона 26 июня 1908 года в Питкопасе, когда "на подлинном собственною его императорского величества рукою написано" было: "Быть по сему". Даже после этого Шварц еще раз наложил было свой тормоз, не признав ранее, 13 июня 1906 г., избранный Попечительный совет с его председателем, несмотря на то, что выборы в свое время не были опротестованы градоначальником, который официально даже разъяснил, что не встречает препятствий к вступлению избранных лиц в отправление обязанностей членов Попечительного совета. Но в данном случае тормоз министра народного просвещения уже был бессилен. Дума перебаллотировала своих представителей в Попечительный совет; Совет переизбрал проф. В. К. Рота своим председателем, который и был утвержден министром 2.IX.08.
Оставался ровно месяц на организацию преподавания. Правление (сконструированное 3.IX.08 в составе: председателя Н. В. Давыдова, Н. И. Астрова, Н. М. Кулагина, А. Н. Реформатского, Н. В. Сперанского, В. М. Хвостова и несколько позже П. А. Садырина) сумело с честью справиться с выпавшей на него задачей. 1 октября 1908 года в помещении городской думы было отслужено, как полагалось в то время, молебствие и состоялся акт открытия Университета. Актовую речь произнес профессор П. Г. Виноградов. На следующий день, 2-го октября, накануне рокового срока, прочтена была первая лекция А. Ф. Фортунатовым.
За протекшие два с лишком года не признанный впоследствии Шварцем Попечительный совет занят был не одними заботами об уставе Университета. Для того чтобы показать объем деятельности совета за это подготовительное время, привожу здесь несколько вырезок из "Русских ведомостей" с отчетами о заседаниях Совета. Заседания происходили в здании городской думы несколько раз, в громадном же большинстве случаев у меня на квартире, что давало возможность принимать в них участие и больному брату Сереже.
Свободное копирование
