27 апреля. Утро
Ненавижу, когда утром меня будят. И на самом сладком месте: мне снилась черная такса, такая, какой был наш Фугас. Бесподобный умник, с гладкой шелковой шерсткой, умная морда, глаза, которые все понимали, гордая независимость характера и иезуитская мудрость. В общем, я знаю, к т о мне снился. Таксы умны, но им решительно все равно, кто их ласкает и кормит. Такса всегда сам себе хозяин. По крайней мере Фугас был таким. А помнишь д’арденновского кота? «Гато майор» — «Великий кот» — впрыгивал в окно — гордый, гладко-серый, прекрасный, огромный. Он давил кур безжалостно. Спал вне дома и никогда ни к кому не ласкался. Он признавал д’Арденна и Дину. Д’Арденна за то, что тот был тоже из кошачьей породы, а Дину, я уверена, за духи. На меня он смотрел благосклонно. На остальных он не то что фыркал, а шипел и презирал. Цаплина не выносил. Я уважаю кошек, — это вам не собаки! Кошки живут своей жизнью, и им до людей редко есть дело, они совершенно независимы.
Ночью
Во-первых, позвонил Канин и пригласил меня завтра на «Ромео и Джульетту» с Улановой.
Во-вторых, Янковский сказал мне, что рецензия написана. Поверю только своим глазам, когда увижу в газете.
В-третьих, Тихоновы позвонили, что у них будет Маршак. Поехала к ним. Пела. Маршаку страшно понравились мои английские. После Николай Семенович сказал, что Маршак был так рас* троган, что чуть не плакал.
Маршак сказал мне самой, что я пою лучше Доливы, более подлинно, и сами песни настоящие, и я пою их так, что переношу в ту эпоху, и английские пою именно «балладно». Я довольна и весела, как котенок у печки. Мне нечем заплатить хозяйке, и завтра я буду сидеть на хлебе и воде — и вообще, что же дальше? Откуда деньги? Но все это абсолютно пустяки по сравнению с этим днем. Сейчас пойду продам свои нарядные туфельки.
Свободное копирование
