14 июля
Дамоклов меч упал. Не подберу другого выражения. Люди, которые сдали нам квартиру на два года, вернутся через две недели. Мы прожили здесь полгода. Нам надо выезжать. Куда?! Нет, эту агонию может понять только тот, кто был в таком же положении. С детьми. Была бы я одна! Алена у мамы с папой на Кавказе. Она говорила только по-английски, когда мы приехали. Сейчас она почти все забыла. Я не могу говорить с ней по-английски. Я стараюсь, но не выходит. Пока что мы жили удобно. Торгсин закрылся, но меня предупредили об этом, я послала распоряжение в банк в Лондоне, мне прислали деньги. По размену советскому — 16 тысяч рублей. За эти деньги можно купить комнату. Но я не могу и не хочу жить в одной комнате. Немыслимо, невыносимо, если это будет одна комната в страшной общей квартире! Я даже и не думаю об этом — это не для меня и детей — и все! Нам дадут квартиру, пусть не пять комнат, как я хотела. Пусть четыре. Пусть даже три. Но я хочу квартиру в новом доме, чистую, с газом, в центре. И я ее дождусь. Дмитрию должны дать. К нему тут почет и уважение.
Но он ужасно груб с людьми. Невежлив, необщителен. Мне нравятся наши художники. Я с Цаплиным хожу иногда в их Союз, это почти рядом. Я с этими людьми совершенно «своя». Но так это было и в Париже, и в Испании, и в Лондоне. Художники и скульпторы — это мой мир. А с актерами, певцами, даже музыкантами (когда, казалось бы, именно они «мои»), я чужая. Почему так — не знаю. Я в искусстве, наверное, ничего не понимаю. Но я инстинктом угадываю талантливость. Может быть, только оттого, что я так много видела и слышала. Могу сказать, что в этом смысле я получила блестящее образование: Метрополитен Музей в Нью-Йорке, музей в Мадриде Прадо, Национальная галерея в Лондоне, Лувр и бесчисленные выставки в Париже. Дмитрий всегда спрашивает мое мнение о своих скульптурах. Он так: притащит камень, взвалит его на пьедестал (он страшно сильный) и бродит вокруг, потом берет резец и молоток — и сыплются куски, сначала большие, потом все меньше. Он умеет так ударить, что именно такой кусок отскакивает, какой ему нужно. Это меня трогает и восхищает. В Париже он не мог работать, если я не сидела около. Я так и сидела. В сумерки он брал меня за руку и водил гулять на загородные укрепления, на огороды какие-то... Мне так хотелось в город! Париж ведь! В кафе, на люди, в рестораны! Иногда ужасно хотелось...
Я не люблю сейчас свою мать. Она бывала жестока со мной, когда я была девчонкой. Сейчас Алена с ней. Но Алену она любит. Мама приезжала сюда. Она наговорила мне много страшных слов. За Ваню особенно. На него она смотреть не хотела. Сказала, что презирает и меня, и этот «плод». Как это безжалостно, глупо, и как мне больно...
Я не хотела, чтобы Алена ехала, но там воздух чистый, фрукты. Все не так с детьми, как я мечтала для них. Ванечка очень болел. Он сейчас такой худенький, скоро ему будет девять месяцев, а он еще не сидит... Проклятье! Жизнь здесь так трудна, так трудна! На малейший пустяк надо затрачивать такие усилия! Столько уходит сил! И зачем так это устроено? Ведь это глупо!
Мои бедные дети...
Свободное копирование
