Разбудили меня чьи-то визгливые вопли, яростная возня… Я раскрыл глаза, и увидел край ободранной длинной юбки. И рядом с ней - еще одну.
Две пары грязных босых женских ног топтались у моего лица. Я поспешно поднялся. Сел, позевывая. Полез в карман за махоркой.
Дрались две цыганки: пожилая, грузная - и молодая, вертлявая, шустрая, как мышь. Они кружились, вцепившись друг другу в волосы, и бранились гортанно, - сыпали птичьими словами.
Поодаль сидел бородатый мужик - смуглый, горбоносый, в пестрой жилетке. Он переобувался, вытряхивал мусор из сапога. И на бабью эту склоку не обращал ни малейшего внимания.
Цыганки дрались. Летели клочья волос. Клубилась сухая, едкая пыль. Подол рваной юбки мазнул меня по глазам - и я отодвинулся с неудовольствием и спросил, поворотясь к мужику:
- Это - твои?
Он молча кивнул, изучая сапог, пробуя ногтем крепость подошвы.
- Чего это они - спозаранку?
- А хрен их знает. - Цыган лениво повел плечом. - Бабы, одно слово!
- Но ты хотя бы выясни…
- А зачем?
- Все-таки - дерутся!
- И пущай.
- Но так они, пожалуй, долго еще не остановятся…
Цыган, сопя, натянул сапог. Похлопал по голенищу. И только теперь посмотрел на меня, мигнул черным, круглым, галочьим глазом.
- Ты еще, видать, зеленый, молодой; эту породу не знаешь. Начни их удерживать, они вовсе не утихнут. Никогда! А так - побесятся, устанут, и самим надоест. Главное, чтоб - устали!
Цыганки и действительно скоро устали и успокоились. И уселись возле нас, отпыхиваясь, приводя себя в порядок.
Та, что была помоложе (узколицая, с высокими скулами, со свежей царапиной на шее), покосилась на меня. И потом - придвигаясь - спросила:
- А ты, кучерявый, чего здесь ночуешь? Или податься некуда? Или прячешься от кого?
- От кого мне прятаться? - возразил я, поморщившись. - Так случилось… По пьянке… Бывает!
- Бывает, - согласилась она. И улыбнулась - длинно, лукаво, поигрывая бровью. - А вот я тебе, драгоценный, погадаю! Все тебе открою, алмазный, - всю правду. Что будет, что тебя ждет… Позолоти мне, касатик, руку!
Все эти цыганские трюки мне давно были знакомы, я когда-то жил в таборе и насмотрелся там всякого… И отлично знал, что большинству гадалок верить глупо, смешно. Знал это - а вот, поди же, не устоял, поддался уговорам. Все-таки будущее меня сильно интересовало!
Я нащупал в кармане последнюю, заветную, аккуратно сложенную трешку. И колеблясь, протянул ее цыганке… Та сейчас же затрещала картами - раскинула их на траве.
И зачастила привычной, бойкой, наглой скороговорочкой:
- А будет тебе, яхонтовый, полная удача во всем! Нечаянная радость и нежданная любовь…
Она запнулась, помедлила, нахмурясь. И вдруг добавила - непонятно:
- Есть у тебя враги, но ты их не бойся! А бойся ты, касатик, своих друзей.