После высадки союзников в Северной Африке благодаря умножившемуся числу авиарейсов между оккупированной Францией, Северной Африкой и Великобританией французская колония в Лондоне увеличилась. Участники Сопротивления, политические деятели, высшие чиновники пополнили ряды Свободной Франции, о недостатке достойных людей в которой сожалел генерал де Голль, принимая меня в 1941 году.
Робер Маржолен возвратился [в Лондон] в 1941 году, после того как Эмманюэль Моник, у которого он работал в Марокко в качестве начальника канцелярии, был отозван во Францию по требованию немцев. Маржолен познакомился [в Африке] с генералом Вейганом, восхищался им, но быстро понял, что такие чувства вредят тому, кто их выражает. Дипломаты или политические деятели, приезжавшие из Виши, в большинстве своем примыкали к генералу де Голлю, и они поступали разумно. Отныне существовали две Франции, каждую из которых воплощала группа, представлявшая в своих собственных глазах истинную Францию (la France). Какой-то третьей Франции не было, разве что для одиночек. Более того, присоединившиеся к голлистскому движению быстро понимали, что бывших вишистов, окунувшихся в крестильную купель этого движения, принимали в нем легче, чем тех, кто ранее служил союзническому делу где-то за пределами голлизма.
В те времена вера в благотворность голлистского крещения меня неприятно поражала, как коробила и строгость голлистов по отношению к французам, которые пошли служить в английскую армию или являлись членами организаций Сопротивления, находившихся в непосредственной связи с британскими службами. Сегодня благодаря немного более продвинутому политическому воспитанию я более терпимо отношусь к этой логике гражданской войны (которая мне всегда была понятна) или, если хотите, логике интегрального национализма. Дело, за которое боролись французы, было неотделимо от союзнического дела, но первое не растворялось во втором. После разгрома французской армии и оккупации Франции ее материальный вклад в победу не мог не стать второстепенным. Поэтому столь важно было придать этому вкладу всю возможную значимость; все усилия во имя союзнического дела, которые не выглядели как вклад собственно Франции, то есть голлизма, не отвечали национальному долгу.
Для меня лично не вставал вопрос о вступлении в голлистское движение, ставшее отныне побеждающим. Политика переместилась из Лондона в Алжир. Андре Лабарт находился в США. На фоне разложения режима Виши генерал де Голль неоспоримо становился законным вождем. Но политическая жизнь из-за этого не приостановилась; напротив, она выходила из туманов изгнания и возвращалась в реальность.
Свободное копирование
