У костра, в заснеженном ельнике, сидел человек; он был жилист, узколиц, темноволос. Из-под шапки, пересекая бровь, спадала путаная прядь, глаза запухли от едкого дыма.
    Он сидел, ссутулясь, подтянув колени к подбородку - думал. Клубилась мгла вокруг; от пламени, от пляшущего света она казалась непроницаемой. Шатались в зарослях тени, подрагивала хвоя, пронизанная ветром, и при каждом шорохе темноволосый оборачивался, пытливо вглядывался в тайгу. "Глухомань,  - думал он - буреломы, темные места. Черт его знает, кто тут может бродить - зверье, или люди"…
    "Люди!  - эта мысль не утешила его, нет.  - Люди, они тоже разные. Узнает кто-нибудь, догадается - и все. Кончики. Тогда не выберешься".
    Он помрачнел, отворил «меховую тужурку и осторожно потрогал внутренний туго набитый карман; он сделал это невольно - рука сама потянулась к пакету.
    Плотный, перевитый шпагатом пакет оттягивал карман и упруго похрустывал в пальцах.
 
    - Нет,  - вздохнул, запахиваясь, темноволосый,  - уж лучше без людей, без приключений!
    Он осмотрелся, позевывая. Швырнул хворостину в огонь; шипя и щелкая, взлетели искры - высветили кроны и засеяли снег, и темнота отпрянула на мгновение, а потом загустела, надвинулась, хлынула в глаза.
    И в этот момент невдалеке возникли медленные шаги.
    Темноволосый поспешно нашарил ружье, положил его на колени и так - напрягшись и оцепенев - сидел какое-то время.
    Шаги приближались, они звучали мерно и отчетливо. Было слышно, как под подошвами крошится наст. Снежный шелест, сухое поскрипывание сучьев - все это ширилось и нарастало… Затем из чащи появилась громоздкая фигура в мохнатых унтах и заиндевелом ватнике; на плечах незнакомца висела полевая брезентовая сумка, и придерживая ее ладонью, он сказал сиповатым, застуженным баском:
 
    - Привет! Принимай гостей.
 
    - Привет,  - отозвался темноволосый,  - грейтесь…
    И сейчас же он насупился, распрямился, насторожась:
 
    - Вы сказали - гостей? Это как же… Разве вы не один?
 
    - Нет, один.
    Незнакомец подошел к костру, и свет упал на его лицо - скуластое, крупное, поросшее жесткой щетиной. Брови его и ресницы, и глубокие складки у рта - все было густо опушено морозцем. Он утерся - засопел, зорко глянул из-под бровей:
 
    - Один. А что такое?
 
    - Ничего. Просто - поинтересовался.
 
    - Ну, а ты,  - помедлив, спросил человек в унтах,  - один здесь?
 
    - Д-да…
 
    - Ага! Ну вот и ладно!
    Незнакомец уселся, покряхтывая. Подышал в ладони, простер их над мигающими углями.
 
    - На пару веселей будет, способней, верно я говорю?
 
    - Пожалуй…
    "Странный какой-то тип,  - тоскливо размышлял темноволосый.  - Телогреечка старая, засаленная, а унты новые - такие обычно летчики носят. Кто ж он есть на самом - то деле? Заросший, мрачный. И без ружья - это тоже странно. Ночью в тайге нормальные люди не ходят безоружными… Хотя, с другой стороны, для меня же лучше - спокойней."
    Он сказал:
 
    - Что ж, давайте знакомиться!  - Привстал, раздвинул губы в улыбочке: - Михаил.
 
    - Очень приятно,  - прогудел человек в унтах.  - Скрипицын!  - Крепко, коротко стиснул руку Михаила, оглядел его сощурясь, ощупал взглядом лицо, пушистый, в пестрых разводах шарф… "Залетный,  - подумал он,  - и настороженный какой-то. Поди разберись, чем ты тут дышишь?"
 
    - Далеко направляешься?  - спросил он погодя.
 
    - Нет… а вы?
 
    - Что - я?
 
    - Далеко?
 
    - Да как сказать,  - задумчиво поднял брови Скрипицын.  - Здесь любой конец неблизкий… Тайга!
 
    - Он моргнул глазом.  - Ты эти места хорошо знаешь?
 
    - Не особенно. Так, в общих чертах.
 
    - Недавно только прибыл?
 
    - А что?  - сказал, кривя губы, Михаил,  - заметно?
 
    - Конечно.
 
    - Это - почему же?
 
    - Да вообще.  - Скрипицын неопределенно пошевелил пальцами.  - Больно уж вид у тебя такой. Этот шарфик, то - се…
    И он неожиданно качнулся к Михаилу и цепко ухватил его за край шарфа.
    Широкая его пятерня лежала на отвороте михаиловой тужурки - на самой груди - плотно лежала и тяжело и, чувствуя эту тяжесть, Михаил отшатнулся резко.
 
    - Да не бойся,  - лениво, затягивая слова, сказал Скрипицын.
 
    - А я и не боюсь!  - Михаил по-прежнему держал на коленях двустволку, легонько оглаживал затвор.  - Чего мне бояться-то?
 
    - Тоже верно,  - сказал Скрипицын.  - Нечего. В том и суть.
 
    Он умолк внезапно. Челюсти его сжались. Зрачки дрогнули и застыли, и там, в глубине их, увидел Михаил отражение ночи; они смотрели мимо него, поверх, в морозную тьму.