В книге Якубовича воинствующий гуманистический пафос писателя-демократа противостоит ханжеской религиозно-филантропической морали, проповедуемой «верхами» для «заблудших». Перед писателем стояла трудная задача: найти в испорченном, озлобленном и одичавшем существе искры человеческого достоинства. Не впадая в идеализацию, писатель подводит к выводу, что даже в самой закоренелой душе преступника можно пробудить человеческое, обнаружить скрытую, искаженную невыносимыми условиями трудовую основу народного характера.
Якубовичу удалось убедительно показать (и в этом он видел главную задачу своей книги), «как обитатели и этого ужасного мира, эти искалеченные, темные, порой безумные люди, подобно всем нам, способны не только ненавидеть, но и страстно, глубоко любить, падать, но и подниматься, жаждать света и правды и не меньше нас страдать от всего, что стоит преградой на пути к человеческому счастью».
В книге Якубовича немало мест, перекликающихся с заключительными словами из «Записок из мертвого дома» Достоевского: «И сколько в этих стенах погребено напрасно молодости: сколько великих сил погибло здесь даром». Аналогичный мотив пронизывает и «записки» Якубовича: «Эта злосчастная каторга, утопающая во тьме, в крови и грязи, она сама не знает, сколько здоровых, светлых зерен таится в ее сердце».
В рассуждениях безнадежно «отпетого» Мишки Шустера о необходимости жить честным трудом автор уловил пробуждение совести и «глубокую искренность». В угрюмом Петре Семенове, осужденном на каторгу за бесконечные грабежи и побеги он нашел задушевность, чувство чести и товарищества, умение сдерживать «дикую натуру». Семенов умел не только работать с огоньком, но и толково объяснить Ивану Николаевичу, как надо бурить, потому что «без учителя не учатся», Во время работы Семенов преображался и казался титаном, от мощных ударов которого содрогалась гора. Лицо его порой озарялось улыбкой и «пленяло чисто детским простодушием». В неповоротливом Ногайцеве во время работы «чуялся тот же богатырь сказочных времен». В его страшном преступлении автор отмечает отсутствие цинизма и «сознательной развращенности». «Дай мне волю, — говорит Ногайцев, — я опять настоящим человеком стану». В арестантских стихах вечно заспанного увальня Владимирова («Медвежье Ушко») автор неожиданно уловил «довольно сложный процесс мысли и чувства, в сущности очень близкий и родственный тому, — пишет он, — который сам я переживал и чувствовал». В Чирке, этом предмете вечных насмешек и шутовства, автор разглядел природный ум и добродушие. Чувство прекрасного присуще «Осиновому боталу» — взбалмошному Егору Ракитину, плясуну и песеннику, который мечтает на воле выучить «расчудесную книгу» — «Братья-разбойники» Пушкина. Даже в парашнике Яшке Тарбагане-этой тюремной «траве без названья», найдена «искра»: в его голове «постоянно бродила мечта о воле».
Вера автора в светлые стороны человеческой натуры простых людей сказалась в создании им трогательных женских образов, от которых веет глубоким драматизмом (Авдотья Финогеновна, Анна Аркадьевна, Настя Буренкова, Пелагея Концова, Юзефа, Ёнталэ, Таня, Елена). Эту особенность отметила и критика, подчеркнув «удивительную чистоту и целомудренность отношений поэта к женщине — другу, к женщине — матери и сестре». Глубоко волнуют психологически тонко написанные Якубовичем образы детей (Хася, Брухэ, Сурэлэ, Абрашка, Рухеню Боруховичи, Кася Мусяла, Кеша Ракитин).
Якубович верит в перерождение «преступной души» и считает, что для этого нужны не «авторитет кулака», не проповеди миссионеров, а коренное изменение социальных условий. Чтобы бороться с преступностью, прежде всего необходимо дать «народу работу и кусок хлеба» — таков вывод автора.
В связи с проблемой перевоспитания «отверженных» в книге остро поставлен вопрос о роли каторжного труда. Отношение к подневольному труду, который был методом наказания, мучительства и калечения людей, было проникнуто у каторжников нескрываемой ненавистью. На каждом шагу они ловко водили за нос надсмотрщиков, умели «тянуть волынку», хотя и знали, как надо работать, если эта работа сверх каторжного «урока» хоть минимально оплачивалась горным ведомством.
Якубович подметил, что безвозмездный каторжный труд, который заключенные воспринимали как «даровую работу на барина», особенно развращает и ожесточает арестантов. Вместе с тем жажда свободного труда «на воле» пробуждает стихийное стремление отверженных к совместным действиям (помощь товарищам в побеге, выступление против Лучезарова).