И в лагерях, и в ссылке люди были самой разной национальности - латыши, эстонцы, украинцы, немцы, киргизы, туркмены - в общем, полный интернационал. И о. Павел как-то очень схватывал всякие словечки из других языков, ему нравилась эта определенная языковая игра, он чувствовал вкус речи не только русской. Бывало, сядет в Тутаеве за стол - а уже знаменитый старец и начинает командовать: "Так, керхер брод!" Кто знает эту игру, тут же подхватывает: "Шварц или вайе?" Он говорит: "Шварц". Скажет "мэсса" - ему ножик подают, "зальц" - соль. Из Казахстана вывез словечки: "агча" - деньги, значит; "бар" - есть, "йёк" - нет. Даже в батюшкином дневнике записано: "Кыргызы, когда проголодаются, говорят: "Курсак пропол". И различия в вере решались о. Павлом как-то запросто. Был у него сосед-туркмен по имени Ахмед. Однажды идет Ахмед на рыбалку с удочками:
- Паша, моя пошла рыбу ловить. Пойдешь со мной?
- А есть еще удочка?
- Есть.
Приходят на речку.
- Твоя здесь лови, моя туда пошла.
"Покидал, - говорит о. Павел, - покидал - ничего не ловится. Вернулся домой, подоил корову. Потом прихожу на базар, а там две арбы рыбы. Я взял целое ведро рыбы за копейки, принес домой, смотрю - сосед идет, несет два хвостика жиденьких.
- Ну как, Ахмед, рыбалка?
- Да вот, плохо.
- А у меня вон целое ведро.
- А ты где ловил?
- Да там же, где и ты.
- А как же так?
- А ты кому молился?
- Магомету.
- А я - Петру и Павлу!
Упал Ахмед на колени, руки к небу воздел и говорит:
"Петр и Паша!
Бей Магомет наша!
Наш Магомет
совсем рыба нет!"