В середине войны, году в 1943-м, открыли храм в селе Рудниках, находившемся в 15-ти верстах от лагпункта № 3 Вятских трудовых лагерей, где отбывал срок о. Павел. Настоятелем вновь открывшегося храма в Рудниках был назначен бывший лагерник, "из своих", священник Анатолий Комков. Это был протоиерей из Бобруйска, тянувший лагерную лямку вместе с о. Павлом - только во второй части, он работал учетчиком. Статья у него была такая же, как у Павла Груздева - 58-10-11, т. е. п. 10 - антисоветская агитация и пропаганда и п. 11- организация, заговор у них какой-то значился.
И почему-то освободили о. Анатолия Комкова досрочно, кажется, по ходатайству, еще в 1942-м или 1943-м году. Кировской епархией тогда правил владыка Вениамин - до того была Вятская епархия. Протоиерей Анатолий Комков, освободившись досрочно, приехал к нему, и владыка Вениамин благословил его служить в селе Рудники и дал антиминс для храма.
"На ту пору отбывала с нами срок наказания одна игуменья, - вспоминал отец Павел.
- Не помню, правда, какого монастыря, но звали ее мать Нина, и с нею - послушница ее, мать Евдокия. Их верст за семь, за восемь от лагеря наше начальство в лес поселило на зеленой поляне. Дали им при этом восемь-десять коров: "Вот, живите, старицы, тута, и не тужите!" Пропуск им выдали на свободный вход и выход… словом, живите в лесу, никто не тронет!
- А волки?
- Волки? А с волками решайте сами, как хотите. Хотите - гоните, хотите - приютите.
Ладно, живут старицы в лесу, пасут коров и молоко доят. Как-то мне игуменья Нина и говорит: "Павлуша! Церковь в Рудниках открыли, отец протоиерей Анатолий Комков служит - не наш ли протоиерей из второй части-то? Если наш, братию бы-то в церкви причастить, ведь не в лесу".
А у меня в лагере был блат со второй частью, которая заведует всем этим хозяйством
- пропусками, справками разными, словом, входом в зону и выходом из нее.
- Матушка игуменья, - спрашиваю, - а как причастить-то?
А сам думаю: "Хорошо бы как!"
- Так у тебя блат-то есть?
- Ладно, - соглашаюсь, - есть!
А у начальника второй части жена была Леля, до корней волос верующая. Деток-то у ней! Одному - год, второму - два, третьему - три… много их у нее было. Муж ее и заведовал пропусками.
Она как-то подошла ко мне и тоже тихо так на ухо говорит:
- Павло! Открыли церковь в Рудниках, отец Анатолий Комков из нашего лагеря там служит. Как бы старух причастить, которые в лагере-то!
- Я бы рад, матушка, да пропусков на всех нету, - говорю ей.
Нашла она удобный момент, подъехала к мужу и просит:
- Слушай, с Павлухой-то отпусти стариков да старух в Рудники причаститься, а, милой?
Подумал он, подумал…
- Ну, пускай идут, - отвечает своей Леле. Прошло время, как-то вызывают меня на вахту:
- Эй, номер 513-й!
- Я вас слушаю, - говорю.
- Так вот, вручаем тебе бесконвойных, свести куда-то там… сами того не знаем, начальник приказал - пятнадцать-двадцать человек. Но смотри! - кулак мне к носу ого! - Отвечаешь за всех головой! Если разбегутся, то сам понимаешь.
- Чего уж не понять, благословите.
- Да не благословите, а!.. - матом-то… - при этих словах тяжело вздохнул батюшка и добавил: "Причаститься-то…"
Еще глухая ночь, а уже слышу, как подходят к бараку, где я жил: "Не проспи, Павёлко! Пойдем, а? Не опоздать бы нам, родненькой…" А верст пятнадцать идти, далеко. Это они шепчут мне, шепчут, чтобы не проспать. А я и сам-то не сплю, как заяц на опушке.
Ладно! Хорошо! Встал, перекрестился. Пошли.
Три-четыре иеромонаха, пять-шесть игуменов, архимандриты и просто монахи - ну, человек пятнадцать-двадцать. Был среди них и оптинский иеромонах отец Паисий.
Выходим на вахту, снова меня затребовали: "Номер 513-й! Расписывайся за такие-то номера!" К примеру - "23", "40", "56" и т. п… Обязательство подписываю, что к вечеру всех верну в лагерь. Целый список людей был.
Вышли из лагеря и идем. Да радости-то у всех! Хоть миг пускай, а свобода! Но при этом не то чтобы побежать кому-то куда, а и мысли такой нет - ведь в церковь идем, представить и то страшно.
- Пришли, милые! - батюшка о. Анатолий Комков дал подрясники. - Служите!
А слезы-то у всех текут! Столько слез я ни до, ни после того не видывал. Господи! Так бесправные-то заключенные и в церкви! Родные мои, а служили как!
Огонь сам с неба сходил на это домишко, сделанный церковью. А игуменья, монашки-то
- да как же они пели! Нет, не знаю… Родные мои! Они причащались в тот день не в деревянной церкви, а в Сионской горнице! И не священник, а сам Иисус сказал: "Приидите, ядите, сие есть Тело Мое!"
Все мы причастились, отец Анатолий Комков всех нас посадил за стол, накормил. Картошки миску сумасшедшую, грибов нажарили… Ешьте, родные, на здоровье!
Но пора домой. Вернулись вечером в лагерь, а уж теперь хоть и на расстрел - приобщились Святых Христовых Тайн. На вахте сдал всех под расписку: "Молодец,
513-ый номер! Всех вернул!"
- А если бы не всех? - спросила слушавшая батюшкин рассказ его келейница Марья Петровна.
- Отвечал бы по всей строгости, головой, Манечка, отвечал бы!
- Но ведь могли же сбежать?
- Ну, конечно, могли, - согласился батюшка. - Только куды им бежать, ведь лес кругом, Манечка, да и люди они были не те, честнее самой честности. Одним словом, настоящие православные люди.
Свободное копирование
