Такое было начало моих переговоров в Париже. Оно не предвещало мне большого успеха, и с невеселыми думами пришлось мне явиться в Министерство Финансов, где меня ждали для выяснения прежде всего формального вопроса о праве русского правительства на заключение займа перед самым созывам новых законодательных учреждений, которым опубликованный уже закон давал право разрешить или не разрушать кредитные операции.
Тут я впервые познакомился с Министром Финансов Пуанкарэ и должен сказать, без всяких оговорок, что его содействию я обязан главным образом тем, что не ухал из Парижа с пустыми руками.
Он принял меня сначала весьма сдержанно, даже пожалуй сухо, внимательно прочитал меморандум, приготовленный профессором Мартенсом и дополненный заключением наших двух Министерств: Иностранных Дел и Финансов, просил меня оставить его на несколько дней у себя и не скрыл от меня, что Французское Министерство Иностранных Дел, со своей стороны, имеет разработанное заключение одного из лучших своих знатоков Международного права, и он может сказать мне, что это заключение во всем совпадает с русскою точкою зрения, и он имеет надежду склонить и правительство к {153} принятию этой точки зрения, хотя прибавил он - это далеко не так просто, потому что некоторые члены кабинета придерживаются совершенно противоположной точки зрения и не легко откажутся от нее.
Они видят в этом вопросе возможность вообще не допустить совершения теперь этой кредитной операции на французском рынке, в особенности после того, что Германия и Америка уклонились от участия в ней. Пуанкаре не пояснил мне, кто именно из французских министров не расположен к займу, но, судя по тому, что он сказал мне вскользь о необходимости для меня познакомиться с Министром Юстиции Саррьеном и особенно настойчиво, говорил мне о том, что я обязательно должен быть у Министра Внутренних Дел Клемансо, - я понял, что именно последний был особенно враждебно настроен против займа.
Я немедленно последовал этому указанию.
Саррьен принял меня очень любезно, мало о чем расспрашивал, и мне пришлось самому перевести разговор на правовую сторону и указать, что наша точка зрения совершенно совпадает с заключением французских авторитетов международного права. В ответ на мои разъяснения нашей точки зрения, Саррьен сказал мне в самом добродушном тоне, что я могу быть совершенно спокоен за его голос, так как он знает уже взгляд Министерства Иностранных Дел, вполне солидарен с Министром Финансов н будет поддерживать желание русского правительства, отлично понимая, что выйдя из неудачной войны, оно заботится упорядочить свои финансы, в особенности перед тем, чтобы перейти к конституционному образу правления. Он вовсе не углублялся в особенности нашего нового строя, и мне не было причины отнимать долго его время.
Иной был прием у Клемансо.
Он принял меня в Министерстве Внутренних Дел, на площади Бово, в том самом кабинете, в котором 26 лет тому назад, в октябре 1880 года, вместе с покойным Галкиным-Враским, я был принят Министром Внутренних дел того времени Констансом, но случаю созыва международной тюремной Комиссии. В шутливой форме, не расспрашивая меня решительно ни о чем, Клемансо начал свою короткую беседу с замечания: "думаете ли Вы, господин Статс-Секретарь, что Ваше правительство избрало подходящий момент для займа крупной суммы денег на французском рынке.
Я ответил ему, что не вижу никаких неблагоприятных условий в состоянии парижского рынка для такой операции и, {154} кроме того, представители финансовых сфер сами указали нашему правительству, что время вполне благоприятно, и, если не произойдет чего-либо неожиданного внутри России, они надеются на то, что французская публика сделает хороший прием новой финансовой операции России, лишь бы технические условия казались ей достаточно заманчивыми.
Клемансо прервал меня словами: "о выгодности Вашего займа для публики я совершенно не забочусь и вполне уверен в том, что наши банкиры сумеют выговорить весьма заманчивые для публики условия, знаю я также и то, что Вы привезли с собою юридическую консультацию Ваших законоведов о том, что Ваше правительство имеет право на заключение такого займа, как и то, что наше Министерство Иностранных Дел с Вами солидарно, но меня это далеко еще не убеждает, и я не знаю подам ли я мой голос за такую точку зрения. К тому же я видел на днях некоторых из Ваших соотечественников, которые не только не разделяют этого взгляда, но даже и протестуют против применения его".
Я не успел еще попросить его разъяснить мне, кто эти мои соотечественники и насколько они, проживая заграницею, компетентны в таком вопросе, так как у меня просто мелькнула мысль, что Клемансо видел кого-либо из немногочисленной случайной русской колонии, далекой от государственных дел или же до него дошли отголоски подпольной агитации русских революционных кружков во Франции, - как Клемансо, поднимаясь, чтобы проститься со мною, задал мне, совершенно неожиданно, крайне удививший меня вопрос: "скажите мне, Ваше Превосходительство, отчего бы Вашему Государю не пригласить Господина Милюкова возглавить новое Правительство.
Мне кажется, что это было бы очень хорошо и с точки зрения удовлетворения общественного мнения и разрешило бы многие вопросы".
Я ответил на это, что мне совершенно неизвестно, на ком остановит Император свой выбор для нового правительства и будет ли заменен нынешний состав его новым, но не могу не обратить внимания Министра Внутренних Дел на то, что по схеме русского законодательства, права короны ни в чем не изменяются ни в отношении прав Императора по избранию Министров, ни в отношении ответственности Министров, которые не подчиняются вотуму законодательных учреждений.
Последние слова Клемансо, когда он провожал уже меня в приемную, были: "очень жаль, мне кажется, что это было бы очень хорошо".
Свободное копирование
