Лёха Баранов

Доводилось ли вам в жизни видеть счастливого человека? Абсолютно, безбрежно, оглушительно счастливого? Мне довелось дважды. К сожалению, это был один и тот же индивидуум.

Лёха Баранов жил рядом с Октябрьским ОВД, можно сказать в одном дворе. Точно не знаю сколько ему было лет – может 15, а может и все 40. Лицо его было надутое как у колобка, а голос детский – ну как тут определишь? Можно было, конечно, спросить, но отвечал Лёха всегда по-птичьи и разобрать что именно он говорит было решительно невозможно. Да и не стал бы он со мной разговаривать – форму-то я не носил, а весь Лёхин пиетет был направлен на людей с погонами. То есть уголовный розыск в его глазах тоже состоял из таких же аутистов как он сам – о чем тогда говорить? Днем он обычно стоял у райотдела и отдавал честь въезжающим. Не всем – только милицейским машинам. Покидающих же райотдел Лёха игнорировал - может считал предателями. Иногда начальник в своем кабинете нажимал кнопку «дежурная часть» и просил Лёху Баранова от шлагбаума удалить – ожидался приезд кого-то из Управления, либо какого-нибудь партийного туза. Не все, к сожалению, понимают что юродивый - это никакое не зло, а вполне может быть наоборот. Начальник у нас был очень хороший и Лёху называл не иначе как «наш талисман». Кроме того часто упоминал его в разных коннотациях: да я скорей соглашусь баранова принять на эту должность! Или: это кто – баранов за вас составлял эту ориентировку?...и т.п.

При дежурке у нас был обезъянник из отполированной руками арматуры и две настоящие камеры – заведовал ими сержант. Точнее три сержанта, сутки через двое. Вот одного из них и отправлял обычно дежурный на переговоры. Служивый выходил, о чем-то с Лёхой объяснялся, после чего тот безропотно исчезал. А пожилой сержант смотрел на серенькое свердловское небо, выкуривал под это дело пару папирос, сплевывал на грязный снег, да и шел неспешно обратно в дежурку. Служба.

Все трое наших сменных сержантов понимали лехин язык! Вечером, когда все начальники расходились по домам, Баранову разрешалось зайти внутрь. Он сидел на длинной скамейке и сдержанно улыбался. Мог и смеяться вместе со всеми, если анекдот того стоил. Поздно вечером он выметал влажным веником камеры и уходил, довольный, домой чтобы к обеду вновь появиться у въезда в райотдел. И вот пришел безумный День ВДВ, когда от пьяных десантников трещала вся дежурная часть. К полуночи их всех раскидали – кого-то пинком под зад на свободу, но в основном в вытрезвитель. Подметая камеры, Леха обнаружил на полу старую портупею. Настоящую, но немного заблеванную. Решено было ему же эту находку и презентовать. Он сам в туалете тщательно отмыл ремень, но тот оказался мал – наш талисман был довольно таки круглым. Тогда дежурный привел Лёху ко мне в кабинет – все знали, что я храню набор острых трубочек для проделывания дыр в кожаных ремнях. Гвоздем или шилом такая работа не делается. Я уже опечатал дверь и собирался уходить, но раз такое дело – снова включил свет и протянул руку. Тут Лёха перепугался до смерти и спрятал подарок за спиной, видимо, решив, что ремень я хочу навсегда забрать себе. Дежурный его пристыдил и бедняга пришел в волнение, задрожал и закрутил головой не зная кому верить. Трясущейся рукой отдал таки мне находку. Я неспешно и аккуратно проделал новые дырки, вручил ремень счастливцу и он в ликовании что-то скороговоркой затараторил, закрутил руками, принялся примерять подарок и вообще излучал настоящее, истинное счастье. Счастье без условий и оговорок. Способен ли кто из нас, условно нормальных, так ликовать? Наврядли - нам ведь везде мерещится измена, мы не верим в радость без оплаты. Жизнь ли нас научила, или же носим мы в голове специальный тормоз - неизвестно.

С тех пор наш талисман портупею никогда не снимал...

      Над страной тем временем гулял ветер перемен и молодой, меченый генсек объявил повальную борьбу с пьянством. Мы составили, как водится, какие-то планы и начались рейды, рейды, рейды... И вот однажды я увидел Лёху в райотделе среди бела дня, чего раньше никогда не случалось. Он стоял у стенки и на лице у него попеременно появлялась улыбка и страх, улыбка и страх. Мне показалось, что если они сойдутся в одном – бедняга закричит.

- Ты чего? Ты чего, тёзка? – подошел к нему дежурный и мой друг Лёша Шибаев, - что случилось-то?

- Мамка, - отвечал аутист в величайшем смятении, - мамка!

И показал на переполненный живыми людьми обезьянник. Оказалось, что в ходе рейда среди прочих прихватили его мать, уж не помню за что. Может самогон варила. Мы о ней ничего и не знали никогда. Отпустить же ее было нельзя по причине каких-то рапортов. Шибаев с этими бумагами направился к начальнику, но у того было совещание. И вот мы стоим и ничего не можем сделать. Бедному Лёхе передалось наше волнение и он стал мелко дрожать. В конце концов дежурный вывел женщину в коридор, а бумаги отдал мне. Так было принято, так делилась ответственность.

Наш талисман схватил мамку за карман, уперся лицом в бок и принялся что-то лопотать, лопотать - словно извинялся. Будто это не она, а он попал в милицию.

- Пойдем, пойдем, - сказала женщина, - воротник-то подними, простынешь.

И они направились к выходу. У самой двери Лёха обернулся и глаза у него сияли как два фонарика.