Но доминирующая роль в "Деле народа" принадлежала, конечно, В. М. Чернову. Для большинства эс-эров его авторитет, особенно в первые месяцы революции, был бесспорен. В популярности с ним могли конкурировать только Керенский и Брешковская.
Но они не писали в "Деле народа" и не могли соперничать с ним в публицистическом даровании.
Плодовитый автор и яркий полемист, Чернов заполнял несколько отделов газеты. Писал передовые, фельетоны и статьи, составлял "Обзор печати", почти всегда направленный полемическим острием вправо, против к. д. и "буржуазии". Редкий номер выходил без изложения взглядов Чернова на войну, революцию, социализм, мир и т. д. Ибо Чернов был и многоречивым оратором, и когда он не поспевал что-либо изготовить в письменном виде, в газете почти in extenso появлялись его речи. Постников не только политически был близок к Чернову, Русанову, Иванову-Разумнику, он и литературно-публицистически высоко их ценил со времени совместного издания журнала "Заветы" накануне войны.
Так в "Деле народа" сосуществовали два направления, временами резко расходившиеся. К тому, к которому я принадлежал, принадлежали в редакции Зензинов, Розенблюм-Фирсов и Ив. Полежаев. Но наша чет- верка не могла, конечно, конкурировать с левыми - и не только потому, что те были много опытнее и блестящи, а и потому, что для Иванова-Разумника, Русанова, Постникова, Сухомлина "Дело народа" было главной, если не единственной заботой, тогда как наше участие в газете было между делом.
До чего доводила наличность двух политических линий у редакторов, можно судить по тому, как отнесся центральный орган руководящей партии к выступлению столичных пулеметчиков и кронштадтцев 3-5 июля. В газете появились четыре передовых статьи: две силились всё "понять" и истолковать выступление, как некий эксцесс горячих и легкомысленных голов. Две другие - в том числе и моя видели в выступлении опасную авантюру и угрозу стране, народу, революции. Читателю предоставлялось самому решить, какие передовицы надлежит считать выражением мнения партии и чем руководствоваться.
Обязанность редакторов сводилась обычно к тому, что они по очереди должны были писать передовые и быть в типографии вечером - на всякий случай. Встретившись как-то утром с Зензиновым в редакции, мы обменялись сочувственными мнениями о появившихся в номере передовых. Одна из них называлась "Родина революции" и превосходно развивала близкие нам идеи. Кто бы мог ее написать? Мы отправились за справкой в соседнюю комнату, где находился Чернов.
- Кто написал? - переспросил он, хитро улыбаясь и глядя не то на меня, не то на Зензинова. - Вам понравилось?.. А, ну-ка догадайтесь, кто написал.
Догадываться, конечно, уже не приходилось: автором понравившейся нам передовой был, конечно, тот же Чернов. Этот эпизод может служить иллюстрацией к тому, что, при всех наших глубоких и длительных расхождениях, временами и на короткий срок они всё же сглаживались. Тактически мы расходились в том, что у левых в "Деле народа" критика была заострена против "цензовых элементов" и правых, тогда как зловредная роль большевиков ими преуменьшалась: большевизм изобличался как неосуществимая утопия, а не как преступление.
Наше отношение к большевикам было иным, и выпады левых против "паникёров", усматривавших в Ленине "исчадие ада" и т. п., в известной мере относилось и к нам, а не только к "цензовым элементам".
Помимо "Дела народа", урывками приходилось заниматься и другой литературной работой. Так мне предложили выпустить новым изданием и уже под своим именем "Личность в праве". Я не имел времени переработать всё заново и ограничился тем, что выкинул наиболее устаревшее за десять лет и написал предисловие. Выпустил я и ряд брошюр: об автономии и федерации, о пропорциональном представительстве и др. На эти темы я читал доклады или лекции в Совете крестьянских депутатов. Там была совсем другая обстановка, нежели в Совете рабочих и солдатских депутатов. У "нас" собрания проходили гораздо более чинно и благообразно, чем в Таврическом дворце, где клокотали страсти, и где даже в самые спокойные времена давали себя знать большевики. Впрочем, Совет рабочих и солдатских депутатов я навещал крайне редко и всегда уходил оттуда в подавленном настроении.
Свободное копирование
