Идея Марио, чтобы я спела с ним в «Кармен» на итальянской сцене, возникла у него после его успеха в Большом театре, где он признался, что я вхожу в число самых лучших его партнерш. В это время у Дель Монако были подписаны контракты с театрами Неаполя и Рима на участие в постановках «Кармен». Но у него не было тогда интересной партнерши. После возвращения из Москвы все решилось само собой — надо пригласить русскую певицу Архипову. И Марио начал действовать: сначала пришла бандероль с клавиром, а затем в наше Министерство культуры пришло приглашение на мое имя участвовать в постановках «Кармен» в неаполитанском театре «Сан-Карло» и в оперном театре Рима. Это приглашение для работников министерского отдела внешних сношений стало неожиданностью — никогда прежде ни один из советских певцов не получал подобного предложения.
Для начала мне ничего не сказали: я узнала о приглашении совсем от других — во время концерта в Центральном доме Советской Армии от его администраторов. Потом уж соизволили сообщить мне и официально. (Об отношении к нам, артистам, чиновников от культуры я расскажу чуть позже.) Поскольку впечатление от наших совместных выступлений с Дель Монако в «Кармен» было еще свежо, то присланное им предложение приехать и выступить в Италии породило в Москве самые невероятные предположения. Меня «на полном серьезе» спрашивали, правда ли, что я выхожу замуж за Дель Монако? Сотрудницы моей тети тоже задавали ей вопросы: «А что, ваша племянница уезжает в Италию? Правда, что в нее влюблен итальянский певец?» Очевидно, чувства Кармен и Хозе, которые нам удалось изобразить на сцене, были настолько убедительными, что их приписали и нам, исполнителям.
Конечно, я приняла приглашение и начала работать над партией Кармен: учила итальянский язык, переучивала на этом языке текст роли. Было очень трудно выпевать ноты и слова на незнакомом пока языке, да так, чтобы не утерять выразительности, правильной интонации… Но я постоянно напоминала себе, что нашим великим певцам Ф. И. Шаляпину и Л. В. Собинову когда-то приходилось делать то же самое и у них все прекрасно получалось. Значит, и мне под силу. Их пример меня вдохновлял. Сейчас, когда многие наши певцы поют в разных странах на иностранных языках, вспоминать мои тогдашние страхи, сомнения, трудности можно с улыбкой. Но в конце 50 — начале 60-х годов все это было для нас непривычно и потому непросто.
Вскоре я смогла показать подготовленную партию А. Ш. Мелик-Пашаеву. Прослушав меня, он сказал одобрительно: «А по-итальянски у вас получается еще лучше». Теперь предстояло опробовать «новую» Кармен на других сценах. Своего рода «генеральную репетицию» я решила провести во время запланированных еще раньше своих гастролей в Будапеште: там я впервые спела Кармен по-итальянски. Моим партнером был очень хороший певец Йожеф Шиманди, которого в Москве знали по гастролям Будапештского оперного театра. Тогда Шиманди был уже немолод, но пел он прекрасно, и у нас был большой успех. И он, и другие актеры отнеслись ко мне хорошо, хотя тогда в Венгрии еще чувствовались последствия трагических событий 1956 года. Но публика почему-то посчитала меня болгарской певицей (может быть, по похожести русских фамилий с болгарскими — языки-то родственные), так как никогда прежде советские певцы не пели у них ни на каких языках, кроме русского.
От того спектакля у меня сохранилась очень хорошая фотография (она помещена в книге): стоя рядом с Шиманди, я хохочу. А история этого снимка такова: Йожеф стал говорить мне после спектакля какие-то очень хорошие слова, смысла которых я, конечно, не могла понять, поскольку ни слова не знаю по-венгерски. Но интонационно я почувствовала, что он говорит что-то ласковое, и мне стало очень смешно. От этого я буквально «закатилась» — вот в этот момент и раздался щелчок фотоаппарата…
Свободное копирование
