А пока руководство Большого театра решало, кто будет партнером Дель Монако в двух намеченных операх. В «Кармен» должны были петь П. Г. Лисициан (Эскамильо), И. И. Масленникова (Микаэла), а на роль Кармен была назначена я. Именно назначена. Я потому это подчеркиваю, что после гастролей Марио Дель Монако мне пришлось слышать самые невероятные, по большей части злобные, легенды о том, как я стала партнершей итальянской знаменитости. Ладно, если бы судачили театральные кумушки, но однажды ко мне обратился с вопросом профессор Московской консерватории, которому, видимо, тоже не давал спокойно спать мой успех: «Как это вам удалось спеть с Дель Монако?» — «Почему же удалось? (Слово-то какое употребил!) Я ничего не решала в этом выборе». — «Но вы же пели». Как могла, объяснила ему, но он, кажется, не очень поверил: почему-то многие думали, что во всей этой истории что-то не так, что я была назначена, как говорят, «по блату». Впрочем, каждый думает в меру своей испорченности, занимается саморазоблачением… Хотя резонанс от необычайного успеха спектаклей в Большом театре был настолько огромным, что все это не могло не обрасти легендами.
На самом же деле, как это обычно и бывает в жизни, все гораздо проще. Я уже писала, что длительное время была единственной исполнительницей Кармен в Большом театре. За несколько месяцев до приезда Дель Монако в театр вернулась после длительного декретного отпуска одна из прежних исполнительниц партии Кармен и стала «входить в форму». Очевидно, это происходило не сразу, так как на одном из спектаклей она выступила не совсем удачно: как говорят музыканты, «киксанула» на высокой ноте. Руководство театра, но особенно А. Ш. Мелик-Пашаев, который дирижировал тогда «Кармен», решили не рисковать, хотя эта певица была опытней меня и пришла в труппу раньше, чем я. Ее неудачное выступление произошло буквально накануне приезда Дель Монако, поэтому у дирижера не было из кого выбирать — только Архипова.
Когда итальянский гость, который вел себя очень просто и не выдвигал никаких условий, попросил только одно — «поставить в спектакль хорошую партнершу», Александр Шамильевич подошел ко мне и сказал: «Теперь ваша очередь петь в «Кармен». Я-то понимала всю его «дипломатию» — у него не было другого выхода, чтобы не оказаться, случись что-нибудь подобное в спектакле еще раз, в неприятном положении, да еще в присутствии такого знаменитого артиста. Так я была поставлена перед фактом.
Меня вызвали к руководству театра и после соответствующих моменту разговоров прямо-таки приказали: «Ты должна быть в день спектакля здорова и в форме». И вот первая сценическая репетиция, которая проходила в пятом репетиционном зале (спевку проводили в Бетховенском зале театра). Помню, в тот жаркий июньский день я отправляла сына Андрея на отдых в пионерский лагерь Большого театра «Поленово». Автобусы с детьми отъезжали от мастерских театра, расположенных на улице Москвина (теперь это Петровский переулок), что совсем не рядом с театром. Я торопилась, чтобы не опоздать, и пришла в зал в том, во что оделась с самого утра: в обычном ситцевом платье, в простых босоножках. Я же не знала, как надо (и надо ли) было одеваться для подобных случаев — в шелковом ли, в каком другом платье: у меня еще не было опыта общения с мировыми «звездами». А кроме того, я не знала, какого роста Дель Монако, видела только на афише, что он красив. И потом, я шла не на прием, а на работу и оделась так, как одевались все вокруг (мы тогда жили небогато): скромно, без всяких высоких каблуков. Да и нарядов-то у меня особенно не было.
И вот навстречу мне поднялся не просто красивый мужчина, а великолепно одетый красавец. Рядом с ним стояла его жена, столь же элегантно одетая дама. Сравнение было не в мою пользу, что сразу же отметили мои коллеги, кто-то из них даже шикнул на меня: «Что за вид!» Только Марио не придал никакого значения моему туалету — он пришел петь, а не разглядывать.
Сценическую репетицию Дель Монако пел полным голосом (он потом объяснил нам, что они ехали в поезде более двух суток, что ему приходилось молчать, голос «застоялся», а теперь ему надо было распеться). Лишь только раздались звуки его сильного, необыкновенной красоты голоса, как все, кто был тогда в театре и был свободен, стали подниматься в пятый зал. В это время шла подготовка к вечерней «Аиде», и все уже загримированные «египетские жрецы», «рабыни», «воины» тихо-тихо входили в репетиционный зал и двигались вдоль стен, образуя по всему периметру зала очень живописное окружение. Их было так много, что я бы не ошиблась, если бы заподозрила, что кто-то из этих артистов хора, миманса мог забыть выйти на сцену, завороженный голосом Марио. Эта толпа восторженных зрителей, конечно же, вдохновляла Дель Монако, как бы подхлестывая его, и он старался вовсю: его Хозе пел с такой силой чувств, с такой любовью, с таким страданием, что у меня в горле стоял ком от восторга и слез, мешавший мне петь.
Я же на репетиции все-таки была нездорова и пела не в полную силу, стараясь беречь голос для спектаклей. Но это для Марио не имело особого значения — он все прекрасно чувствовал в моем исполнении, попросил меня выполнить несколько предложенных им мизансцен, очень интересных. Я все сделала с большим удовольствием. Марио понравилось, как быстро я понимаю его мысли, понравилась моя музыкальность, и уже после первой нашей репетиции он подарил мне свою фотографию, надписав ее: «С восхищением! Дель Монако».
На следующий день, чтобы выглядеть «по-примадонистее», я впервые в жизни сделала маникюр. Пусть это не покажется странным и смешным, но это было именно так. В нашей семье ни мама, ни я никогда не пользовались косметикой, не делали маникюра — все это было из-за папы, который просто ненавидел размалеванных женщин, ненавидел неестественность. Что ж удивляться, если, получив такое спартанское воспитание, я тоже не пользовалась в жизни косметикой. (Кстати, потом Марио и Рина сказали мне, что их покорила естественность и скромность наших женщин. Это отмечали и итальянцы, которым нравилось в советских певицах, приезжавших в Милан на стажировку, что у них естественные волосы, естественные лица. Это много позже мы стали «приобщаться к цивилизации», причем порой в какой-то странной форме.)
Почти сразу же после репетиции музыкальная и околомузыкальная Москва уже обсуждала и пересказывала подробности о голосе, внешности, таланте, поведении и прочих достоинствах Марио Дель Монако. Ажиотаж вокруг предстоявших спектаклей увеличивался буквально на глазах. Создавалось впечатление, что каждый считал жизненной необходимостью попасть в Большой театр, а невозможность сделать это была равносильна несчастью. Что творилось с билетами — ни в сказке сказать, ни пером описать! Чтобы достать их, люди проявляли чудеса изобретательности и настойчивости. Но зал мог вместить ровно столько, сколько мог. Даже мне, участнице спектакля (и другим актерам, занятым в нем), дали возможность купить для своих родных только два билета. Папе билет не достался, и он, по счастью, купил его у входа, правда, за тройную цену.
Свободное копирование
