Наука – не Восток, но тоже дело тонкое - 1

Наука – не Восток, но тоже дело тонкое

       Двадцать минут позора, а потом – удовольствие на всю жизнь.

Частное мнение о защитах диссертаций

О том, как готовятся и защищаются диссертации, пишут не так уж и много: главным образом, в тонах критических, иногда иронично, а то и с сарказмом, и почти никогда – серьезно.

Со времен Антоши Чехонте репортеры скандальной хроники пишут, а газеты охотно публикуют, как говорят сами журналисты, «информашки в духе сенсашки» о том, что «...лошадью (машиной «Жигули») такого-то цвета там-то сбит пенсионер такого-то года рождения, в нетрезвом состоянии переходивший такую-то улицу в неположенном месте». Пишут о собутыльниках, не поделивших последний глоток, о женах, самым коварным способом отомстивших мужьям за супружескую неверность. При этом даже ведут статистику, убеждая читателей, что самым грозным оружием в руках буйных жен является... кухонная сковорода!

Еще недавно смаковали информацию о рэкетирах, «наехавших» на ларечника, потом стали писать, как «наехали» на главу состоятельной фирмы... А теперь – о том, как привязали к бамперу «Мерседеса» фанату, из какого автомата расстреляли очередного банкира, политика или журналиста, кого взяли в заложники...

И происходит в народе привыкание к обыденной пьянке, бескультурью, неискоренимому вандализму, накапливается страх перед теми, с кем по канонам цивилизованного общества должны бы люди всем миром вести непримиримую борьбу. От этого страха в людях утверждается нелепая и страшная мысль о том, что со всей такой мерзостью можно справиться только чрезвычайными мерами. И тогда люди ради своего спасения готовы принять любую диктатуру, пообещавшую народу порядок. Все это в недавней истории уже было...

В таких условиях становится не до науки. Потому, вероятно, гораздо труднее припомнить, когда и какие наши газеты сообщали об успешном выполнении научных исследований, о технических разработках, защищенных диссертациях и внедренных в жизнь ценных научных рекомендациях, скажем конкретно, вологодских ученых. Давным-давно не переиздавалась книга «Имена вологжан в науке и технике».

Пусть мне простится публицистическое отступление, но не отсюда ли в народе еще бытует превратное, а иногда просто пренебрежительное представление о научных работниках и их диссертациях?

Как сдаются экзамены в вузах, знают многие. Отличник расскажет, сколько времени приходится сидеть (читай – зубрить) к каждому экзамену. Троечник скажет: «А зачем сидеть? Тройку и так поставят: не захочет же преподаватель снова и снова выслушивать мой бред: во-первых, свое время пожалеет, а во-вторых, еще и бесплатно...».

Темы курсовых и дипломных работ в вузах за редким исключением – это задачи с известным ответом. Они напоминают то, о чем писал когда-то поэт Игорь Тарабукин:

       Начинаем диспут в классе.

Вывод ясен наперед.

Ничего, что вывод ясен:

Мало ль что на ум взбредет!

Довелось мне однажды стать свидетелем беседы профессора Балезина с довольно настырным журналистом о различиях дипломных работ и диссертаций. Я не встречал эту беседу опубликованной, потому постараюсь часть ее воспроизвести по памяти.

Дипломная работа, – говорил профессор, – получается, когда я даю выпускнику вуза исследовать известный объект известными ему из вузовских программ методами. Результат в таких работах, как правило, уже известен или ожидаем с высокой степенью вероятности. Дипломник должен показать умение пользоваться знаниями, полученными в институте.

Аспирант чаще всего исследует неизвестные, новые объекты известными методами. Реже исследуются уже известные объекты принципиально новыми методами . В обоих случаях диссертация несет в себе новую научную информацию. Порой она может быть в чем-то даже отрицательной, отсекающей неперспективные пути в исследованиях. Молодой соискатель – он же будет «кандидатом в науку». Время покажет, вырастет ли он потом из кандидата в действительного ученого, независимо от того, подготовит ли он докторскую диссертацию или не будет ее писать.

Если же естествоиспытатель (профессор Балезин любил это слово) приложит новые методы к исследованию новых объектов, он может получить принципиальную научную информацию, открывающую свою тропинку, а то и направление в науке. По этому пути пойдут ученики и последователи.

Впрочем, – продолжал Степан Афанасьевич, – это только схема. Мы знаем и дипломные работы на уровне кандидатских диссертаций, и кандидатские диссертации – на уровне докторских, и, к сожалению,... наоборот. И, рассмеявшись своим неподражаемым смехом, профессор произнес: «Наука – не Восток, но тоже дело тонкое!».

Журналист запальчиво возразил: «Это все в теории, в науке, а как же на практике, скажем, в технике?». Профессор как бы ждал именно этот вопрос: «А вы почитайте великого физика Больцмана. Он говорил, что нет ничего более практичного, чем хорошая теория. Вот мы и страдаем от пренебрежения к фундаментальным исследованиям. Ведущие американские компании традиционно приглашают к себе выдающихся ученых мира, предоставляя им финансирование и полную свободу выбора тематики исследований при одном условии, что все практические приложения, вытекающие из их исследований, будут принадлежать фирме.

У нас же практически даже в лучшие времена финансировались только прикладные разработки, а за фундаментальную науку платить никто не хочет. Исстари российские ученые все фундаментальные исследования вели «на энтузиазме», за свой счет, за счет своей преданности Госпоже Науке.

И не верьте, уважаемые журналисты, – продолжал Степан Афанасьевич, –красивой фразе о том, что ... «ученые – это люди, удовлетворяющие собственное любопытство за государственный счет!».

Лукавые глазки профессора Балезина испытующе сверлили лицо журналиста. Он хотел понять, удалось ли и на этот раз превратить сомневающегося собеседника в своего союзника. Степан Афанасьевич во всех спорах любил не побеждать, а убеждать собеседника.

Теперь немного о том, как возникают научные школы и как приходят люди в науку. Это хорошо видно на примере школы Балезина.

Началось все с решения конкретных, я бы сказал, прикладных задач. Нужно было возить по железной дороге агрессивные кислоты, разрушающие стенки цистерн. Профессор Балезин предложил добавлять в кислоту вещество, которое многие знают как лекарство – уротропин. Даже маленьких добавок уротропина хватало на то, чтобы надолго защитить металл цистерн от разъедания кислотой. Подготовили цистерну, залили кислоту с добавкой уротропина и отправили из Москвы на Урал, определив на дорогу неделю. А цистерна та затерялась на перегонах. Нашли ее только через месяц. И была она абсолютно цела: кислота ее не тронула. Проблема перевозок была решена.

Потребовалось очищать от ржавчины собранное на полях Великой Отечественной войны оружие – и снова проблему решили рекомендации профессора Балезина. Возникло судебное дело: хотели судить «за вредительство» работников фабрики, выпускавшей швейные иголки, ржавевшие по дороге к покупателям. И снова потребовались авторитет и знания профессора Балезина: он предложил пропитывать бумагу, в которую упаковывали иглы, специальными замедлителями коррозии.

Но на уровне простых, даже самых эффективных рекомендаций нельзя было долго оставаться. И Степан Афанасьевич одним из первых в нашей стране начал углубленно изучать механизмы антикоррозионной защиты металлов. Для этого потребовались единомышленники и помощники. Первую книгу «Ингибиторы коррозии металлов» Степан Афанасьевич написал вместе с прекрасным химиком профессором Ией Николаевной Путиловой и своим молодым и очень энергичным учеником Валерием Павловичем Баранником.

Так начала создаваться научная школа, авторитет которой был признан в научном мире. Об этом научном коллективе мы рассказали в книге «Степан Афанасьевич БАЛЕЗИН», изданной московским издательством «Наука».

Научная продуктивность «Школы Балезина» имела мало аналогов: в 1965 году я защищал на этой кафедре, кажется, 128-ю кандидатскую диссертацию. А докторских было выполнено к тому времени около двадцати. В аспирантуре кафедры прошли обучение шесть выпускников Вологодского пединститута. Практически все члены московской кафедры в разное время бывали в Вологде с докладами, лекциями и научными консультациями и помогли совершенствованию химического образования в нашей области. Принимали они участие в наших исследованиях для Череповецкого металлургического комбината и Вологодского подшипникового завода.

Трудно найти в России педагогический вуз, где бы на химических кафедрах не работали балезинские ученики.

Еще одной сильной стороной этого научного коллектива было то, что все серьезные научные проблемы и результаты глубоко обсуждались на общих семинарах и на ежегодных научных конференциях. Каждый был в курсе успехов и проблем всей лаборатории и каждого ее сотрудника, мог обсуждать работы и оспаривать трактовки экспериментов. Ежегодно выпускались солидные тома «Ученых записок». Все это значительно расширяло научный кругозор и аспирантов, и сотрудников.