Я хорошо усвоил в седьмой школе пользу общих коллективных дел. Любой вологжанин, выезжавший хоть раз по старому шоссе в сторону Грязовца, мог видеть посадки елок вдоль дороги. Плотная зеленая изгородь, надежно защищающая дорогу от снежных заносов, создана руками ребят из нашей школы. Под руководством замечательной и опытнейшей пионервожатой Нонны Зеляниной и ее молодой помощницы Риты Риммер каждую весну по специально разработанному графику классы выезжали на машинах «на елочки». Младшие шли в лес на разведку, искали хвойную поросль. Старшие выкапывали и пересаживали ее вдоль дороги. Потом на кострах варили картошку... Возвращались загорелые и довольные. А теперь надо слышать, как гордо рассказывают уже взрослые люди своим детям о той операции «Елочка».
Окончив заочно педагогический институт, Нонна Зелянина с годами выросла до заместителя директора школы по воспитательной работе, сохранив в своем характере и пионерский задор, и лучшие черты комсомольского энтузиазма.
Постепенно я глубже понимал необходимость строго индивидуального подхода к каждому ребенку... Из множества памятных эпизодов той поры расскажу лишь о двух, я бы сказал, экстремальных случаях.
Несколько лет назад в автобусе ко мне подсел красивый молодой человек интеллигентного вида, хорошо одетый, улыбающийся. Назвал меня по имени-отчеству. Что-то знакомое было в его лице. Он напомнил одну деталь, и все сразу прояснилось. 31 августа, канун учебного года, как всегда у директора дикая запарка. Секретарь говорит, что ко мне на прием просится мать с мальчиком. Принимаю второпях. Приехали из другой области, сын окончил шесть классов...
Не даю договорить, обращаюсь к классному руководителю седьмого: «У вас в классе сидит сорок. Возьмите сорок первым».
Через десять дней ко мне приходит классный руководитель седьмого: «Кого вы ко мне послали? Посмотрите тетради!». А там – сущий кошмар: красных чернил больше, чем синих. Ни малейшего представления о программе седьмого класса. Берем еще раз документы и... о ужас! Парень, оказывается, окончил шесть классов спецшколы (едва-едва программа третьего класса пройдена). Звоню в вологодскую спецшколу, а там давно набор окончен, ни одного свободного места. Поделом тебе, директор школы, который даже не удосужился дослушать мать ребенка! Вспоминаю, что она все время пыталась мне что-то еще сказать, а мне было недосуг.
Что делать? Пересаживать в четвертый рослого парня с пушком на верхней губе? Пришла на выручку классный руководитель: «Парень незлобивый, тихий, услужливый, любит мастерить в столярной мастерской. Оставьте его у меня в классе, но не спрашивайте хороших оценок, а с учителями я сама договорюсь». Вызвали мать, я извинился, договорились так и сделать. А мать говорит: «Он же у меня очень хороший. Все в доме умеет делать. Обо мне заботится. Только в детстве говорить стал поздно, потому его и отправили в спецшколу. Об этом я и хотела вам рассказать». Слушал я и краснел за нашу учительскую братию и за себя.
Короче, свидетельство за семь классов мы ему «нарисовали» и устроили на работу учеником столяра. Этот-то парень и оказался моим спутником в автобусе. Рассказал он, что у него очень хорошая семья, две девочки-отличницы в школе, и работает он там же, куда ушел от нас. Не пьет и не курит. Приглашал в гости... Надо было слышать, с какой гордостью звучало: «...девочки-отличницы...». Нет, не моя это заслуга: всю честь ее отдаю классному руководителю Зинаиде Александровне Светловой и учителю труда Алексею Анатольевичу Успенскому.
Второй случай по временным рамкам выходит за пределы моей работы в школе, но истоки его лежат именно там.
Был среди наших старшеклассников парень, обращавший на себя внимание некоторой раздвоенностью своих успехов: в физике, химии и математике он разбирался хорошо, но вот с его грамотностью, точнее неграмотностью, учителя ничего не могли поделать. Особенностью было то, что все правила грамматики он знал и практически не делал ошибок, но зато он мог многие слова написать задом наперед или поменять в них слоги местами. Никакому объяснению такие ошибки не поддавались. Пришла мысль проконсультироваться с логопедами, специалистами в ту пору на Вологодчине весьма редкими: они нам посоветовали «не делать из этого трагедии». Такая патология оказалась им известной. Дали справку. С возрастом, сказали они, это может пройти, а может и остаться. С тех пор оценки за сочинения ему ставились только за содержание.
В детстве многие дети увлекаются коллекционированием: кто собирает марки, кто – конфетные фантики. Увлечение этого парня было особым: он коллекционировал все возможные варианты периодической системы Д. И. Менделеева. Можно было прогнозировать «химическое будущее», но поступил он учиться на физико-математический факультет Вологодского педагогического института. Я тоже работал в институте, когда мой знакомец по седьмой школе пришел за консультацией: он решил в рамках курса «Атомная физика» подготовить реферат и предложить два своих оригинальных варианта Менделеевской таблицы. На этот счет, конечно, известна старая шутка о том, что Президиум Академии наук не принимает к рассмотрению новые проекты вечных двигателей и новые варианты таблиц Менделеева, так как первых создать нельзя, а вторых – можно сколько угодно! Но мы рискнули: вместе с доцентом А. П. Полетаевым помогли выполнить эту работу и даже отправили ее в 1969 году на юбилейный международный Менделеевский съезд. Это была единственная студенческая работа, принятая в качестве доклада на съезде: академики В. М. Клячковский и В. Б. Гольданский дали хорошие отзывы о работе, и оба пригласили автора к себе в аспирантуру. Но он опять выбрал свой путь сам: увлекся теоретической электротехникой.
Виктор Кудряков защитил кандидатскую диссертацию по теоретической электротехнике, подготовил докторскую диссертацию. Очень жаль, но недавно отказало сердце этого человека...
Когда мне приходилось в седьмой школе убеждать учителей «не делать трагедии» из нелепых ошибок в сочинениях Вити Кудрякова, я рассказывал им о малоизвестной странице из биографии Д. И. Менделеева: в гимназии он хорошо учился по всем предметам, кроме латыни. Между ним и учителем еще в начальных классах возник психологический конфликт, распространившийся на предмет: каждый год он получал переэкзаменовку на осень. Осенью ему ставили, закрыв глаза, тройку... И стал Менделеев великим ученым, но в его книгах нет ни одного латинского термина, ни одного слова, а главным ругательством великого ученого было слово «латинщина!»
Не так ли и нам стоит более тонко и внимательно подходить к трудностям и проблемам детей, чем бы они ни были вызваны? Позднее я с удовольствием читал об этом книгу болгарского автора Георгия Дандилова с выразительным названием «Не убить Моцарта».
Свободное копирование
