Не очень долго работала при мне в Первой школе Ангелина Сергеевна Гниденко – человек чудесный и учитель от Бога. Она очень хорошо владела методикой преподавания, читала массу методической литературы, всеми новинками делилась в коллективе. Работу в школе она совмещала с должностью завуча Института усовершенствования учителей. А ее «ребята милые», как она любила говорить, до поздней ночи засиживались в институте, решая самые головоломные задачи.
И в учительском коллективе, и среди учеников я не знал человека, кто мог бы сказать о ней хоть одно недоброе слово. Она первая в нашей области была награждена медалью имени Крупской. В коллективе школы выросло много директоров вологодских школ. Ангелина Сергеевна – одна из них.
А нас с Ангелиной Сергеевной связывала еще и личная дружба. Мне довелось быть гостем на ее свадьбе еще во время войны. Молодой муж – моряк-разведчик буквально сразу после свадьбы ушел на задание и там погиб... Только через многие годы Ангелина построила новую семью и вырастила замечательную дочку.
Весь этот ансамбль дополняли молодые учителя – Наталия Петровна Кононова, ставшая с годами заслуженным учителем, ведущим математиком города, и Елена Ивановна Колегова, отличавшаяся редкой способностью из самых сборных классов организовывать дружные и работоспособные коллективы.
С завучем Ириной Павловной Крыман ладить было непросто. Женщина жесткая, язвительная на язык, она отличалась предельной требовательностью вплоть до формальных мелочей, терпеть не могла возражений. С первой же встречи я нарвался на конфликт, но опытные коллеги подсказали: «Не горячись, не лезь на рожон. В ее советах много полезного. Благодари ее чаще за помощь, бери то, что покажется полезным, а то, в чем сам уверен, делай по-своему». Я вспомнил древнюю мудрость: «Из двух спорящих прав тот, кто первым умолкает». Скоро все стало на свое место: мы долго и хорошо сотрудничали с Ириной Павловной.
Удивительно непохожими друг на друга были наши учителя литературы. Маргарита Александровна Кудряшова отличалась влюбленностью в свой предмет и в «своих мальчиков». Однажды я позволил себе нелестно отозваться об одном из них, но тут же получил такой отпор, что сразу поверил в «особые черты» этой личности. И в самом деле, стал тот парень генералом-летчиком. Именно эта вера в ребят была, вероятно, источником ответной любви, которую дарили ей старшеклассники. А младшие просто побаивались ее строгости. Педагогический талант Маргариты. Александровны полностью раскрылся, когда она стала директором школы, той самой «нашей Первой», которую она сама окончила в 1939 году.
Другая Маргарита – Витоль – была дочерью латышского стрелка-революционера, загубленного репрессиями тридцать седьмого года. В войну она добровольно ушла на фронт и была хирургической сестрой в медсанбате. Насмотревшись крови и страданий, она поменяла медицину на литературу. В отличие от Маргариты Кудряшовой, Маргарита Витоль любила и умела работать с младшеклассниками. Хорошо помню, какой гордостью горели глаза семиклассников, когда она на День Победы пришла при всех орденах и регалиях! Ее классы всегда отличались организованностью.
Милейшая и скромная Анна Философовна Чистотина во всех отношениях была честью и совестью педагогического коллектива, как бы хранителем многолетних и славных традиций школы. Ее уроки литературы были самыми традиционными, но отличались особой душевной тонкостью. Когда говорят о роскоши человеческого общения, имеют в виду общение именно с такими людьми.
Наконец, совершенно особой в своем роде личностью был литератор Владимир Дмитриевич Четверухин. Я уже рассказывал, что прошел он войну и тяжелый плен, проверки в наших лагерях... Какой-то особой методической системой не владел, но качество его уроков сильно зависело от сугубо личного отношения к тому или иному писателю. Помню, как попал к нему на урок по творчеству Лермонтова: весь час он читал наизусть стихи с самыми малыми комментариями. Это был не урок, а спектакль одного актера. Со звонком он сказал: «...А учебник прочтите сами со страницы... и до страницы... Спасибо!». Я первый раз услышал, что учитель благодарит учеников за урок.
Характера он был труднопредсказуемого, за что частенько попадал в опалу. С ребятами мог обсуждать самые «скользкие» и непрограммные вопросы.
Владимир Дмитриевич иногда творил педагогические чудеса. Я был уже директором школы № 7, когда к нам из семилетней школы поселка Лоста передали целый седьмой класс с очень плохой подготовкой и еще более плохой организованностью. Учителя просто отказались от класса, и тогда я пригласил Владимира Дмитриевича. Он выговорил возможность одну четверть поработать с ребятами без всяких посещений и проверок, а еще сам попросил дать ему и классное руководство.
Уже к Новому году мы не узнавали класс. Весной ребята сдали экзамены по всем предметам не хуже остальных. Иногда «благожелатели» намекали мне на «не совсем педагогические» приемы Владимира Дмитриевича, но ведь и класс у него был не совсем обычным... Итог педагогического эксперимента оказался прекрасным. Признали это все. Удача Владимира Дмитриевича косвенным образом прибавила кое-что и к моему директорскому авторитету.
Пример добросовестнейшего отношения к работе и удивительной личной скромности являл учитель физики, а в прошлом офицер-танкист Владимир Анатольевич Кузьминский. Окончил он эту же школу, прошел войну, учился у своего же отца, заведовавшего кафедрой физики в пединституте. В его трудовой книжке две записи: «Принят учителем в школу № 1» и «Уволен из школы № 1 в связи с выходом на пенсию». Одному Богу известно, как умудрился он за сорок лет не повысить на ребят голоса. На уроках – никаких «сверхэффектов», новаторских методик. Зато – четко продуманный план, большая информативность каждого шага, индивидуальный подход к ребятам. За долгие годы знакомства я почти не слышал его выступлений на педсоветах или методических комиссиях. Но он любил и умел слушать, слушать с задумчивой улыбкой. И это тоже привлекало к нему ребят и коллег. А уж в чем он был специалистом и классным знатоком, так это в филателии. Ученики знали об этом увлечении, а учитель никогда не отказывал им в консультациях.
По-своему оригинальным человеком был географ – Анатолий Петрович Тихонов, в прошлом – кадровый командир знаменитой Железной дивизии, не раз раненный, прошедший через плен, партизанские отряды. Свои уроки он часто комментировал примерами из военного опыта. «Посмотрите на карту: здесь мог бы проходить надежный оборонительный рубеж. Слева что? – Болото. Правильно! Труднопроходимое для танков противника препятствие. А справа на фланге что? – Высотка. – Правильно! На ней можно поставить батарею!». Надо было видеть, как его слушали мальчишки. А в старших классах уроки экономической географии часто становились уроками географии политической, наполнялись самыми свежими данными из периодической печати. Анатолий Петрович был, наверное, самым активным читателем библиотеки Дома офицеров.
Анатолий Петрович учил учеников думать. Как вспоминают его воспитанники, отвечать на уроках только заученное по учебнику было просто стыдно.
С лучшими учениками любят работать все учителя, а Анатолий Петрович умел и любил работать с трудными. Когда на педсоветах дело доходило до исключения особо злостных нарушителей дисциплины, последним высказывался Тихонов: «По педагогическим канонам, он, вероятно, заслуживает исключения, но, по моему солдатскому разумению, следует строго наказать и оставить». Так чаще всего и решали... Некоторые его «хлопотные» воспитанники пошли путем Анатолия Петровича в военные училища, а его классы любили называть себя «гвардейскими». Все он делал обстоятельно и целенаправленно: даже филателия, которой увлекся уже в солидном возрасте, помогала ему на уроках.
Как и Анатолий Петрович, через немецкий плен прошел Владимир Александрович Хомяков – «Папа инглиш», так его звали ребята. Он отлично владел языком, хорошо разбирался в музыке, немного играл на скрипке. Двоек практически не ставил. Говаривал: «Не хочешь? И не надо! Но не мешай». Ребята не злоупотребляли его добротой: кто хотел, тот хорошо усваивал язык.
В учительском коллективе слыл Владимир Александрович человеком галантным: умел вовремя заметить и оценить новое платье или прическу дам, не забывал преподнести цветы к дням рождения. Он и ребят учил этому, по-мужски обсуждал с ними увлечения. Не с каждым из нас ребята были столь откровенны, как с ним. Теперь Владимир Александрович – профессор Пятигорского педагогического института иностранных языков. Преподавал он и в Англии.
Однажды я оказался в купе поезда «Красная Стрела» с человеком, читавшим немецкую газету. Меня он узнал первым. Это был выпускник нашей школы, золотой медалист, а теперь – ведущий специалист-химик оборонного НИИ. Я спросил о немецкой газете. «Вы меня заразили химией, а Зельман Шмулевич – немецким языком!». Оказалось, что он так увлекся немецким языком со школьных лет, что всю жизнь занимался сам и даже преподавал искусство технического перевода.
«Железный Зельман» пришел в школу еще в 1945 году, не имея законченного специального образования. Такое имя он получил от ребят за жесткую требовательность, а еще, наверное, за то, что, живя в комнатке при школе, каждое утро занимался с тяжелыми гантелями. Но о нем – впереди особая речь...
Свободное копирование
