22 ноября 1950 года, в тот самый день, когда я встретился с Федором, военная коллегия Верховного суда СССР занималась своим обычным делом. Были приговорены к расстрелу двенадцать мужчин и две женщины, в основном – работники автозавода имени Сталина. Все обвиняемые признались в том, что они – евреи, и этого было вполне достаточно для того, чтобы их казнить, но неудобно же было в приговоре записать всем одинаковые формулировки. Поэтому у судей возникли трудности с подысканием оснований для расстрела каждому осужденному в отдельности.
Пришлось поломать голову. В результате получилось вроде бы ничего: кому записали преступные связи с главарями Еврейского антифашистского комитета, кому участие в контрреволюционной организации или контрреволюционной группировке, кому связь с националистическим подпольем и проведение враждебной пропаганды, почти всем – шпионаж или соучастие в шпионаже. Казнь, против обыкновения, отложили на следующий вечер, да и там заминка получилась. Исполнители человек пять расстреляли, а потом заартачились, куда, говорят, спешить, нам сверхурочных не платят. Сели чай пить. Кипяток общий, а бутерброды у каждого свои. Федотыч, он в молодости по глупости в шахте Метростроя ишачил, хорошее слово оттуда принес - «тормозок». Вот и тормознули. А оставшихся достреливали после полуночи, и получилось, что работу завершили уже 24 ноября.