А вот и Хараз - сравнительно большое селение. Типичное здание диспансера, здание жандармерии, субпрефектуры, дома администраторов, контор и жилые мазанки. Встретился колодец со скопившимися нуждающимися людьми. Тут работа тоже изо дня в день на протяжении всего периода до полного прекращения воды, делаются запасы. Неподалёку прямо на земле видим несколько трупов коров, верблюдов, собак, овец. Позже мы спросили у местного фельдшера, почему скот гибнет? Махамед ответил: «А кто ж его знает? Мрут и снова рождаются.» Только и всего. Но может это эпидемия скота: чума, ящур, сап, может быть!? Тут это никого не волнует…. Рядом на земле корова облизывает только что произведенного на свет телёнка, ещё с пуповиной, мокрой мордочкой уткнувшегося в песок. Да, закономерность, смерть с повторяющейся жизнью нового поколения.
В диспансере три зала. Приятно, довольно чисто. Есть зал для приема посетителей. В ожидании фельдшера, я заглянул в журнал регистрации, где проводится запись больных. В среднем, ежедневно по 8-14 человек. Диагнозы за сегодня: ревматизм, амебиаз, паротит, палюдизм, раны. Пришёл фельдшер. Прилично одет, лет 30, африканец. Приветливый. Охотно отвечает на все мои вопросы. Спрашиваю, приходится ли выезжать по деревням? Отвечает: да. Но на чём же ездить? Есть лошадка, правда на которой далеко не уедешь. На службе транспорта не дают. Все рожают на дому и не говорят о тяжелых затянувшихся родах. До страдающей женщины нам ехать еще 7 километров. Фельдшер даёт проводника и сразу выезжаем. Песок, кусты, небольшие холмы. Абдурасуль называет их «петит монтань» – маленькие горы. А для нас просто холмы. Я замечаю, что шофер начинает нервничать. Посматривает на спидометр. Говорили, что семь километров, но мы их уже давно проскочили! Уже пятнадцатый идет! Лишь через 20 км показались люди - 5-6 человек у костра. Сзади них кибитка, странная какая-то, типа перевернутой лодки, накрытая плетёным из травы тростника покровом, привязанным веревками. Вход закрыт звериной шкурой. Солнце уже не так пекло, раскалив до предела все на земле. Ни ветринки. Люди забеспокоились, увидев нас. Стали наперебой что-то рассказывать. Отдельные слова на арабском мы понимали. В чём-то помог разобраться Абдурасуль. Мы поняли, что одна женщина тяжело больна вот уже 4 дня и ей сейчас очень плохо. Мы подошли к кибитке, в которую уже залез Абдурасуль, приглашая нас внутрь. Половину помещения занимают нары, приподнятые над землёй. Тут и одежда, и постель, и ружье и транзистор. Кули с водой, едой и так далее. Около них прямо на земле вся в песке, закрученная в черную ткань лежит женщина. Осматриваем её, причем я прикасаться не могу, всё делает Таня, так как больная не подпускает мужчину. Я увидел зорко смотрящего за нами подростка, светлого, с правильно европейскими чертами, несколько большим ртом, русыми волосами. Обратил внимание на женщину – арабка типичная, со страдающим лицом, с бархатным коричневым загаром кожи. Здесь же находится старая женщина, вся морщинистая, сгорбленная, грязная, со спутанными волосами на голове, все время кричащая. Таня сообщила, что плода в матке уже нет, но послед не вышел. Продолжается кровотечение. Женщина может погибнуть. Надо везти её с собой в госпиталь и никаких препятствий и колебаний. Сообщив это недоумевающим окружающим, все тут же стали возражать, поднялся вой, который поддерживала старая женщина, которая стала выталкивать нас, заступаясь за больную. Это была ее мать. По счастью оказалось, что сын этой светлой африканки говорит на французском языке. Он сообщил нам, что согласен и будет сопровождать мать в Ати. Другие мужчины и больная и тоже согласились. Дети и женщины, плача, стояли вблизи. Плачущая бабка так громко и пронзительно завывала, что ее крик подхватывали и дети. Это выглядело так жутко и пугающе, что мы сами чуть не плакали. Что не говори, а сердце матери разрывается от боли за своё дитя, и не важно, что дитя это уже выросло. Это печать скорби, желание не отдать, защитить своего ребёнка. Но здесь она не права и мы действуем по всем правилам, желая спасти молодую женщину, которая нуждается в срочной помощи. Хорошо, что нас поддерживают здравомыслящие члены семьи. Абдурасуль силой вытаскивает бабку из кибитки, укладываем женщину на носилки и в путь. Бабка завопила уже нечеловеческим голосом, стала хвататься за попадающиеся под руку вещи, падать на землю, бить себя, шлепать себя в лицо, кидать себе на голову, тело песок, трясти руками в воздухе, затем бросилась за нами, и на сколько можно было видеть, оглядываясь, всё рвалась из рук мужчины, удерживающего её. В Харазе нам фельдшер приготовил вареные яйца, холодную воду с сиропом - в виде знака внимания к нам и уважения. Перекусили мы прямо в пути, так как промедление было недопустимо. Назад мы мчались на предельной скорости и, слава богу, доехали быстро и без приключений. Уже в Ати, после всех проведенных вмешательств, приехав домой и приняв душ, мы поняли как чертовски устали и обессилели за этот день.