Баба была нашим семейным "пресс-секретарём": поддерживала связь со всеми родственниками и хорошими знакомыми. Когда накапливалось несколько полученных писем, она выбирала день и писала письма-ответы. Всё написанное перед отправкой обязательно прочитывалось нам. Меня, школьницу, удивляло, что орфография писем не соответствовала той, что в школе учили нас. Было забавно, что слова "светлого", "доброго" у неё были "светлАго", "добрАго", что вместо буквы "и" иногда написано "i" - как в немецком языке. Баба охотно рассказывала правила дореволюционной орфографии, говорила, сколько проблем было с употреблением буквы "ять", передающей звук "е". Читала мне зарифмованные слова, в которых надо писать букву "ять". Запомнился мне только конец этого стихотворения: "да пешком наедине". Слово "да" было, конечно, связкой. Отмену буквы "ять" Баба считала правильной.
Когда нас никто не слышал, Баба говорила, что у Деда неуживчивый характер, что он никогда долго не работал на одном месте: "Разругается с директором и - "айда, поехали". И уезжали. Была у них лошадёнка, телега, - долго ли добро загрузить? Так и вели одно время кочевой образ жизни; Дед всё искал, где лучше... Ребята только привыкнут к школе - и опять надо ехать: слово Отца - закон.
Ни Бабе, ни подросшей Маме, Дед не разрешал пользоваться косметикой - с перерывом в 20 лет у той и у другой вывернул из оболочки губную помаду прямо на землю и, кажется, растоптал...
Баба говорила, что и в тюрьму-то Дед попал тоже из-за собственной вредности - всё выводил на чистую воду любителей поживиться за чужой счет. Он, конечно, был прав, но кому от этого сейчас хорошо?
По словам Бабы, Дед всю жизнь обманывал её, говоря о любви и верности. Она тяжёло переживала его измены - истинные, мнимые ли... Рассказывала Баба, что, якобы, видела из окна, как одна из Дедовых "возлюбленных" шла к лесу, месту тайных встреч. "То туфельки завяжет, то остановится и дерево рассматривает" - в то самое время, как Дед под каким-то предлогом рвался из дому. Говорила Баба про Деда, что "у него, как у змеи, ног не увидишь", и что он как-то сказал ей: "Кого и обмануть, как не тебя!"
Рассказывая, Баба, бывало, плакала, а я бросалась к ней на шею, и, жалея её, плакала тоже.
Баба отводила душу в общении с соседками. Их штаб находился за воротами, на скамеечке, сделанной из старой кровати. Соседки охотно приходили и делились с Бабой своими бедами и болячками, выслушивали её. Это были сеансы взаимной психотерапии.
Свободное копирование
