<.......>
Второй случай. Во время моего отсутствия из дома в больницу доставлен больной с тяжелыми переломами костей правой ноги. Он работал при машине, дробящей кости для обжигания их, и случайно попал сам ногой, концом сапога в нее, а она постепенно втягивала ногу в себя и постепенно же разбивала кости. Так она разбила всю стопу, всю голень, колено и половину бедра, и только тут была остановлена. Когда потерпевшего вынули из машины, его нога представляла собой кожаный мешок, наполненный костями, кусками, а кожа нигде не продырявлена. Больного тотчас отвезли в больницу к нам, и принимавший его ординатор сообщил Ураноссову, что меня нет дома, а больному необходима операция немедленно. Ураноссов взялся выполнить ее сам и выполнил. Но как? Что было до моего приезда, сколько хлопот, бесцельной поспешности, бестолковости, крика и всякой брани, как мне потом говорили, я не знаю, но я застал такую картину: операционная зала освещена лампой (был уже вечер); в комнате масса народу; на операционном столе лежит захлороформированный больной, около него стоит швейцар и держит оперируемую ногу; по полу разбросаны бинты и вата, и тут же около стола лежит отпиленная на середине бедра нога; все присутствующие что-то говорят довольно громко, а сам оператор Ураноссов громче всех. Когда увидели, что я вошел в зал, Ураноссов воскликнул: “ А, приехал! Ну пусть теперь справляется, как знает.” Затем он обмакнул руки в воду в тазу, вытер их и буквально убежал; за ним убежали и остальные. Со мной остались лишь фельдшер хирургического отделения и сиделка.
Нужно было осмотреть рану. Оказалось, что бедренная кость отпилена так низко, что конец ее ни в коем случае не может быть покрыт мягкими частями. Сколько бы ни натягивали их, все же около вершка кости не закроешь; стало быть, нужно было делать новый распил кости; артерия бедренная была еще завязана; шелковые лигатуры в беспорядке лежали на столе. Эсмарховский жгут затянут так крепко, что впился в мягкие части. Все нужно было делать постепенно с распила и перевязки артерии. Все скоро было окончено, больной проснулся, когда все вокруг него было убрано. Замечательно то, что у этого больного заживление раны (на границе между средней и верхней третями бедра) шло чрезвычайно удачно, под одной лишь повязкой. Никакого повышения температуры не было, и когда через две недели после операции я снял у него повязку, наложенную в операционном зале, оказалось, что рана на всем своем протяжении срослась per primam intentionem, дренажи из гусиной кости рассосались, от них остались лишь те кусочки (кружочки), которые выстояли наружу. Конечно, все швы и глубокие, и поверхностные были немедленно удалены.
Этот больной (Антон) не особенно горевал о потере ноги, говоря, что он знает деревенское портновское дело, и оно прокормит его, а если потерял ногу - на то воля Божья.
Еще случай. Был больной, которому сделано вылущение голени по Гротти (инспектор Духовной семинарии); в день операции он не мог выпустить мочу; она не шла у него; позвали дежурного Пав. Гр. Розанова, этот вводил. вводил катетер и не ввел, а только искровянил больного. Он в свою очередь позвал Ураноссова, как хирурга. Этот стал вводить и не смог; тогда он взял велатоновский катетер совершенно мягкий и упустил его совсем в уретру, и достать никак не мог. Решили - впредь до приезда Ивана Ильича перевязать ... вместе с катетером, чтобы он не ушел глубже. А вынуть инструмент пинцетом не догадались оба. Розанову то извинительно. А Ураноссову?
Он считал себя хирургом потому, что когда-то заведовал хирургическим отделением, но как шло это отделение - неизвестно; известно лишь то, что все операции в нем делал доктор Клин - Главный доктор больницы, а на долю Ураноссова оставались переломы, вывихи, язвы и т.п. Он не был принят и в хирургическое общество, как сделавший неудачный доклад в нем; в области эмбриологии имя его было известно по исследованию роста костей из хряща, которое он производил на поросятах в утробной их жизни и в разные периоды, о чем упоминал на своих лекциях проф. Бабухин. Но эти исследования не имели никакого применения к практической медицине, а он ведь считал себя хирургом практиком, научно образованным, чтобы больше пустить пыли в глаза замоскворецкой публике, съездил даже за границу как бы с научной целью, а на самом деле вся эта поездка ограничилась тем, что он побывал лишь в Вене, и, конечно, ничего там не понял и не видал, и когда его спрашивали по возвращении в Москву, ну что там хорошего он видел, он с бойкостью отвечал, что ничего там особенного нет, все то же, что и у нас у Калужских ворот.
Свободное копирование
