Событие 4-го апреля 1866 года, выстрел Каракозова в Александра II, в Петербурге в Летнем саду совершился в то время, когда я был на первом курсе. Конечно, весть об этом пришла в Москву в тот же день. В первое время не знали, что придумать об этом, так велико было обаяние личности Александра II. Некоторые допускали мысль, что выстрел был сделан каким-нибудь экзальтированным помещичьим сынком, недовольным крестьянской реформою, отнявших даровых рабочих; такое мнение держалось несколько дней, пока не пришло известие о том, кто таков Каракозов и что за партия, к которой он принадлежал, и первый выстрел которого был произведен в Петровско-Разумовском парке, в гроте. Тогда только все поняли, что это было делом нигилистов и начали смотреть на них довольно косо. Нигилисты поняли, что теперь их дело плохо, многие сбросили с себя внешние знаки нигилизма, которыми раньше гордились: оставили дома свои сучковатые огромные дубинки, которые употреблялись первобытным человеком, побрили бороды и длинные волосы, вымылись, сняли красные рубахи, перестали ходить вразвалку, харкать и плевать наотмашь. Словом отрешились от всего напускного. Девицы нигилистки сняли синие очки, надели длинные юбки и платья, на них появились воротнички и нарукавники; они даже перестали курить папиросы на улице. Сборища их стали опасными для них и потому, если и происходили, то вне городской черты. А после выстрела, сделанного Березовским в Париже и мае того же года, надзор за нигилистами стал еще более бдительным, и им пришлось в Москве уже скрываться под полом, а до тех пор, они действовали открыто, афишируя свою принадлежность к партии. Многие из них пошли в народ, в деревню, что бы там распространять свое учение, но совершенно не зная народа, не понимая его взглядов и привычек, действовали глупо, необдуманно и самими же мужиками и бабами выдавались в руки полиции, которая не церемонилась с ними. Особенно недружелюбно относились крестьяне к тем девицам, которые уговаривали их вынести образа из изб, снять с себя кресты и прочее. Таких особ просто колотили, как могли, и выгоняли из деревни. Нигилизм стал расти под городской землей, а выросши выразился потом в действии Гармана близ Московского вокзала Курской железной дороги. Может быть не все знают чем окончилось дело Каракозова, так я скажу, был захвачен на месте преступления, что его толкнул под руку картузник Осип Иванов. Каракозов был судим, приговорен к смертной казни и уничтожен; он назвал многих своих соучастников, указал на связь с Нечаевым, убившем студента Иванова в Разумовском гроте, указал на магазин (книжный) Черкасова в Петербурге, где была как бы штаб-квартира партии, и многих отдельных лиц. В мае месяце на всех улицах Москвы, а особенно по вечерам на бульварах мальчишки продавали олеографии Осипа Ивановича Комиссарова и супруги его Елизаветы Ивановны, причем продавцы кричали: “Пожалуйте, Осипа Ивановича и его супругу Елизавету Ивановну за двугривенный”. По личному приказу Александра II, Комиссарову дано дворянство, он произведен в гусарские офицеры, ему подарен в Петербурге дом. Но всем этим пользовался он не долго; посыпавшиеся на него почести вскружили ему голову, он стал пить, выделывал такие штуки, за которые другого бы не похвалили, а ему, как спасителю государя, и иногда называвшегося просто спасителем, спускали. Это давало ему все больше и больше смелости и дерзости. Кончилось тем, что его втихомолку куда-то убрали и слухи о нем прекратились. Но он не должен был пропасть - ведь он умел шить шапки. А шапки нужны всякому, стало быть, где бы он не жил, а шапки мог шить всюду.
Свободное копирование
