Тамбовские родственники
У моего отца был родной брат, простой мужик из Моршанского уезда, села Левые Ламки, государственный крестьянин. Он был немного моложе моего отца, часто приезжал к нам, всегда с одной и той же просьбой - что ему очень нужны деньги на уплату подушных податей. Отец, конечно, внимал на просьбу брата, давал деньги, хотя и знал, что тот не довезет их до дома, но все же давал, а деньги действительно не доезжали до дома, а только до села Сосновки, лежавшего попутно, где был особенно большой кабак, а в нем ласковый и приветливый целовальник (продавец), и вся получка от брата оставалась там.
Каким образом отец попал в военную школу времен Аракчеева и потом стал военным человеком, начиная с самых низших чинов - все это осталось мне неизвестно, хотя, помню, отец рассказывал, что он проходил через очень суровую школу; брат же его, о котором я говорю, Анфиноген Исаевич, так и остался мужиком, даже был неграмотный. Он был великий пьяница и, несмотря на то, что земли Моршанского уезда славятся на всю Россию своим плодородием, и на часто получаемые и немалые денежные пособия от брата, жил бедно, чуть ли не был самым бедным во всем селе. Бабы его, то одна, то две тоже часто живали у нас в доме, но только зимой. Тогда мы не задавались этими вопросами, почему они жили только зимой, а не летом у нас, но потом стало ясно, что это делалось с экономической целью, чтобы лишние рты уходили из избы, а летом эти самые рты делались в то же время и работниками, стало быть, нужны в деревне. Конечно, бабы эти занимались своим делом, т.е. пряли лен, который привозили с собой иногда почти целым возом, занимались разговорами и сплетнями с кухаркой, так как жили обыкновенно в кухне, и жаловались на свою судьбу и бедность и на дурное обращение с ними дяди, т.е. Анфиногена или, как они называли его, Финогена, а за глаза - просто Хвинка. Мать никогда не заставляла их делать что-нибудь для нас, например, мыть полы или белье, вероятно потому, что не желала, чтобы говорили, что она эксплуатирует бедных родственников своего мужа, хотя этого выражения тогда еще не было. Хотя и не сразу, а постепенно, но все же бабы успевали во время своего житья у нас скопить у себя кое-что из выпрошенного и уезжали домой с хорошей поклажей, которая уже не заезжала в Сосновку, а довозилась до Ламок. Так шло дело из года в год, и обыкновенно с первым же снегом они являлись к нам. Иногда отец делал им довольно хорошие подарки, например, я помню, что он подарил им корову, потом купил им лошадь и еще что-то. Но все это скоро пропивалось дядей. После смерти отца они перестали приезжать, видя, что теперь нечем поживиться.
В последние годы моей службы в Павловской больнице одна из этих баб, о существовании которой я и не знал ничего, явилась ко мне, как к родственнику, и, конечно, жаловалась на бедность, т.е. давала понять, что ей нужна подачка. Я дал ей шесть рублей, сказавши, что это ей на дорогу. Она, видимо, осталась довольна и этим, а на следующее лето, во избежание расходов на приезд в Москву, прислала письмо, в котором просила прислать ей денег уже прямо в деревню, потому что ей они нужны на торговлю, и притом немало, а именно сто рублей. А когда на это письмо не последовало ответа, за ним явилось другое, в котором она просила выслать ей денег поскорее на путешествие в Иерусалим, чтобы там помолиться Богу и за меня, и за сородичей моих. И опять ответа с моей стороны не было, в результате чего - прекращение переписки.
О других родственниках ни со стороны отца, ни со стороны матери я не знал. Как-то однажды в Павловскую больницу яв-ляется какая-то старушонка и говорит мне, что она моя родня со стороны матери, именно - моя двоюродная сестра. Из дальнейших разговоров выяснилось, что она действительно родственница, жившая у нас в первое время нашей тамбовской жизни, когда мне не было еще и трех лет. Она была три раза замужем, жила в последнее время на берегу Черного моря в городке Геленджике, где у нее был небольшой домик. Оказалось, что земский врач в Путятине , поступивший потом на мое место, - Петр Федорович Трофимович - ее пасынок, а может быть, и сын - не помню. Стало быть, и Трофимович мне родня.
Свободное копирование
