А между тем недели шли за неделями, и конца моему сиденью не предвиделось. Пришел новый, 1897 год, а я все в тюрьме, а арестован я был еще в 1894 году. Пошел третий год моего тюремного сидения.
Но всему бывает конец, пришел конец и неопределенности в моей судьбе. 10 февраля 1897 года, то есть через два года и два с лишком месяца после моего ареста, ко мне в камеру входит начальник тюрьмы с какой-то бумагой и с особым торжественным видом. "Пришел объявить вам приговор,-- сказал он и прибавил: -- Приговор вам тяжелый -- пять лет". Я уже говорил, что я ждал приговора на три-пять лет тюремного заключения по примеру приговора последних лет по аналогичным делам. У меня в голове пронеслось: "Очевидно, пять лет тюремного заключения. Ну, вынесу и еще пять лет заключения, по крайней мере срок будет определенный". Сейчас же спросил начальника: "Пять лет тюрьмы?" Он ответил: "Нет; по высочайшему повелению вы приговорены к пяти годам ссылки в Якутскую область". Я чуть не подпрыгнул от радости: пять лет ссылки! Значит, подумал я, кончено мое тюремное заключение, я скоро буду на свободе, хоте бы и в ссылке. Я не знал тогда, что пройдет еще целый го; мытарств по тюрьмам и этапам, покуда я не получу ссыльное "свободы"...
Следует отметить, что с 1897 года начался период более мягких приговоров сравнительно с предыдущим периодом последующим в 1902--1904 годах. Еще в прошлом году Бруснев за пропаганду среди петербургских рабочих,-- причем не было обнаружено в его организации ни типографии, мимеографа, ни оригинальных прокламаций и брошюр, -- получил три года Петропавловки и десять лет ссылки "в отдаленнейшие места Якутской области". Цыперович и Калашников за пропаганду в Одессе получили по десяти лет тоже "в отдаленнейшие места Якутской области". У Нас приговор был значительно мягче: мы только четверо -- Лядов, Гр. Мандельштам, Винокуров и я -- получили по пяти лет Восточной Сибири, Поляков -- три года Восточной Сибири, остальные -- по три года и меньше в Архангельскую губернию, некоторые были высланы на место родины, другие по выбору, кроме столиц, университетских городов и больших фабричных центров.
По делу "Петербургского союза борьбы" (приговор состоялся почти одновременно с нашим) получил пять лет один только Запорожец, остальные -- по три года и меньше. В. И. Ленин получил три года ссылки в Минусинский округ, Енисейской губернии.
Позже стало известно, что первоначально намечались более суровые приговоры -- от восьми до десяти лет ссылки, но в окончательном "виде они были смягчены до трех-пяти лет. Это сопровождалось и другими смягчениями условий отправки в ссылку: выпуском на свободу перед ссылкой "для устройства своих дел", разрешением ехать в ссылку на свой счет и т. и., о чем я расскажу еще в следующей главе.
Объяснить это некоторое смягчение репрессий по отношению к марксистам в этот период, может быть, можно тем же, чем объяснял Ленин разрешение цензуры на выпуск в свет марксистской литературы как раз в это время, о чем я тоже буду говорить в следующей главе.
Мне тогда не дали ознакомиться с приговором в целом и с обвинительным актом. Ознакомился я с ним только в архиве после революции. Надо сказать, что жандармы и прокуратура, в общем, правильно разобрались в нашем деле и правильно охарактеризовали работу нашей организации со своей классовой точки зрения. Обвинительное заключение подписал министр юстиции Н. В. Муравьев, тот самый, который выступал обвинителем по делу "цареубийства" 1 марта 1881 года. Он имел большой опыт в политических делах. Приведу здесь выдержки из обвинительного заключения (целиком оно помещено в Приложении): министр юстиции находит, что "обстоятельства настоящего дела заключаются в следующем. В конце 1894 года {На самом деле с начала 1894 года, но вначале листки не попадали в руки полиции, -- С. М.} среди фабричного населения города Москвы и ее окрестностей появились многочисленные воззвания социал-демократического и отчасти революционного содержания, подстрекавшие рабочих к образованию союзов и устройству касс для организованной борьбы с капиталистами. Эти прокламации и равно распространявшиеся наряду с ними произведения подпольной прессы и устная пропаганда некоторых лиц вызвали на фабриках волнения и беспорядки. Под влиянием означенной агитации рабочие проявили стремление к совместному обсуждению интересовавших их вопросов и стали в окрестностях столицы периодически устраивать многолюдные сходки. На собраниях этих руководители, преимущественно представители интеллигентного класса, раздавали противоправительственные издания и произносили речи, указывая на неудовлетворительность экономического положения трудящегося сословия, а также на необходимость единения и упорной борьбы с существующим общественным строем в видах достижения социалистической свободы и политической власти".
Далее идет перечисление главных обвиняемых в числе семнадцати, после чего идет такой текст:
"Названные лица, стремясь к осуществлению противоправительственных целей, старались возбудить волнения среди фабричного населения на почве мелких нужд и требований, имея в виду приучить рабочих к отстаиванию своих интересов и пробудить в них классовое самосознание, при наличности которого только, по мнению агитаторов, и возможно было бы трудящемуся сословию захватить общественную и политическую власть в свои руки. В этих целях поименованные члены кружка составляли воззвания и переводили с иностранных языков преступного содержания статьи и брошюры, печатали таковые на имевшихся в их распоряжении типографском станке, гектографе и мимеографе, распространяли изготовленные таким образом в большом числе экземпляров подпольные произведения среди фабричного населения, а также в кругу своих единомышленников и знакомых, стараясь заинтересовать наибольшее число лиц вопросами социал-демократического характера, и, наконец, собирали сходки, руководили ими и произносили речи, в которых, порицая современное экономическое положение, призывали рабочих к открытой борьбе с капиталистами для достижения равенства и свободы".
Далее идет выяснение степени виновности отдельных лиц.
После объявления приговора в моем положении ничего не изменилось, и я продолжал сидеть в Таганке, не зная, когда меня переведут в пересыльную для отправки дальше. Я надеялся, что это будет скоро, а дни шли за днями, и мне ничего не объявляли.
Стал думать, что буду делать в ссылке, строил планы жизни там. Якутская область представлялась какой-то обледенелой пустыней. Я задавал себе вопрос, растут ли там деревья, бывают ли цветы на полях летом и т. п.
Достал из библиотеки книгу о России, изданную министерством финансов к всероссийской выставке 1896 года. В ней я нашел описание Якутской области, из которого узнал, что земледелие находится там в зачаточном состоянии, население живет в юртах с ледяными окнами, вместе со скотом; пароходы по Лене делают только два-три рейса в лето.
5 марта, наконец, перевели меня в Бутырскую пересыльную тюрьму.
Свободное копирование
