Между тем прошла зима, приходило лето, стало тянуть на волю, сидеть стало тяжелее, а меня больше не вызывали никуда, и я сидел, и сидел, не видя конца. За это время приезжала раза два мать на свидания, но они, кроме огорчения, ничего для меня не приносили; не давали и информации. Наконец, мне стало невтерпеж сидеть без всяких сведений, и я попросил вызвать меня на допрос. Меня вскоре вызвали. Мне показалось, что следователи мои как-то насторожились и заинтересованно ждали, что я скажу. Мне кажется, они думали, что вот человек просидел шесть месяцев, сидеть ему надоело, и он хочет дать показания, чтобы ускорить следствие и облегчить свою участь. Но в этом они были разочарованы: я не дал никаких новых показаний, а только хотел узнать, скоро ли кончится следствие. Они мне несколько таинственно сказали, что следствие затягивается и едва ля очень скоро кончится. Я был этим ответом несколько встревожен: думалось, не напали ли они на след нашей организации.
Было это в начале июня, а в середине июня я по различным признакам -- шорохам и шопотам по коридору -- догадался, что привезли новую партию "политиков". Их рассадили по разным этажам, возможно дальше друг от друга. Сократили срок прогулок до двадцати минут. Пробовал перестукиваться, переговариваться в окно, но ничего не выходило. Стали новых возить на допросы. Я это тоже узнавал по долетающим из коридора фразам: "Пожалуйте в контору, оденьтесь" и т. п. Я насторожился, но меня пока не вызывали на допрос. В середине августа привезли новую группу политических, прогулки сократились до десяти-двенадцати минут, стали выводить иногда на другой дворик. Стало слышаться характерное выстукивание букв в стены. Пробовал и я, но получал мало результатов, да и относился к этому осторожно, боясь нарваться на шпиона. Но по отрывочным выстукиваниям и по разным признакам я решил, что, вероятно, провалились наши. Жду вызова на допрос.
Свободное копирование
